ОБМАН ИНКОРПОРЕЙТЕД
Шрифт:
— Мне сдаётся, — обратилась к нему Гретхен Борбман более спокойным, умиротворённым голосом, — что в нашей сомнительной «реальности», где мы вынуждены пребывать заодно с этим несносным типом Омаром Джонсом, жалкой карикатурой на политического лидера, чертовски мало привлекательного. Вы чувствуете приверженность к этому миру, мистер бен Аппельбаум? — Она пронзила его ироничным, мудрым взором. — А если бы он уступил иной структуре? — Гретхен обращалась теперь ко всему толпящемуся в кухне классу. — Неужели Синий парамир, в котором вы побывали, Рахмаэль, действительно была таким, что хуже некуда?
— Да,
— Возможно, — язвительно заговорил кудрявый юноша, — Гретхен была бы менее очарована Синим парамиром, проведи она в нём некоторое время, как и вы, бен Аппельбаум. Что вы на это скажете? — Он впился в Рахмаэля взглядом в ожидании ответа, словно предполагая увидеть его, скорее чем услышать. — Или она успела достаточно побыть в ней, бен Аппельбаум? Вы смогли бы это определить? Скажем, по неким признакам или некой… — Он запнулся, подыскивая слова, его губы дрожали.
— Альтерации, — подсказал Хэнк Шанто.
— Я вполне прочно привязана к этой реальности, Шанто, поверьте мне на слово, — отозвалась Гретхен Борбман. — А вы? Каждый из находящихся в этой комнате вовлечён в непроизвольное субъективное психотическое проецирование фантазии на обычную структуру, под стать мне, а некоторые из вас, возможно, вовлечены куда больше. Не знаю. Кто знает, то происходит в мозгу у других людей? Не хочу судить об этом и не думаю, что на это способна. — Она нетороплив и с великолепно имитируемой бесстрастностью отразила взглядом безжалостную враждебность, излучаемую окружающими её людьми. — Не пересмотреть ли вам повторно структуру «реальности», которая, по-вашему, подвержена опасности? Возьмём телевизор. — Ей голос посуровел, он подавлял слушателей своей ироничной энергией. — Отправляйтесь в комнату и взгляните на него, на эту ужасную пародию на президента!
— По крайней мере он реален, — сказал Хэнк Шанто.
— Неужели? — уставилась на него Гретхен и сардонически усмехнулась. Это была абсолютно нечеловеческая улыбка, предназначенная всем присутствующим; Рахмаэль заметил, как сник под её испепеляющим воздействием весь кружок, как они буквально подались назад. Впрочем, это не коснулось его. Гретхен исключила его из числа своих жертв, и он ощутил властность её решения — он не походил на других, и оба они понимали важность этого факта.
«Нас здесь только двое, я и Гретхен, — думал он, — и по весомой причине. Альтерация. Хэнк Шанто прав».
Всматриваясь в массивное лицо Гретхен Борбман, он долгое время пытался уловить выражение её глаз. Она сохраняла неподвижность и молча отвечала немигающим взором на его упорное аналитическое проникновение в её внутреннюю вселенную… Никто из них не шевелился, постепенно ему начало казаться, будто неприступная тёмная пелена в её зрачках вдруг раскрывается влажным туннелем — и в то же мгновение ему навстречу гостеприимно открылись множество ярких матриц, в которых, похоже, гнездилась её субстанция. У него закружилась голова, и он чуть не упал, но успел удержаться, моргнул и выпрямился. Они не обменялись ни единым словом, но теперь Рахмаэль понял, что был прав. Он угадал.
Рахмаэль поднялся и неуверенно прошагал в гостиную, где очутился перед заброшенным телевизором — громогласная штуковина потрясала комнату своими воплями и визгом, искривляя оконные шторы, стены, ковры и некогда симпатичные керамические лампы. У него на глазах телеприёмник искажал окружающее, в нём судорожно кривлялась приземистая укороченная фигура, жестикулирующая с лихорадочной скоростью, насколько это было позволено (или задумано) специалистами по видеозаписи, на полную скорость раскрутившими плёнку.
Увидев Рахмаэля, существо по имени Омар Джонс замерло. Оно уставилось на него с опаской и удивлением; как ни странно,но телеверсия президента колонии изучала Рахмаэля не менее пристально и напряжённо, чем он изучал её. Обоих охватило инстинктивное тревожное ожидание, оба ни на миг не сводили друг с друга глаз, как будто их жизнь внезапно подверглась опасности извне.
Уставившемуся на телеверсию Омара Джонса немигающим взором Рахмаэлю вдруг стало ясно, что оба они в ловушке, откуда не могут сбежать. До тех пор, пока один из них не сможет… что-то сделать?
Скованный отупляющей усталостью Рахмаэль словно в тумане увидел, как неумолимые глаза телефигуры начали смещаться, сходиться и наползать друг на друга, пока не слились в один чётко обозначенный глаз, пугающий своей яркостью. Перед ним очутилось влажное озерцо, оно вбирало в себя свет и силы из любых измерений и источников, не оставляя противнику никакой возможности отвести взгляд.
Позади него прозвучал Голос Гретхен Борбман:
— Теперь вы видите? Некоторые из парамиров… — Она помедлила, возможно, оберегая его от переживаний (ей хотелось, чтобы он узнал, но не слишком страдая). — Трудно сразу распознать, — мягко закончила она. Её ласковая успокаивающая рука опустилась ему на плечо, увлекала его прочь от телеобраза на экране, от источающей влагу циклопической твари, прекратившей свои ускоренные разглагольствования и молча излучавшей в его сторону губительные флюиды своей злобы.
— У этого тоже есть описание? — хрипло вымолвил Рахмаэль. — Код или идентификация?
— Это реальность, — пояснила Гретхен.
— Синий парамир…
Развернув Рахмаэля так, чтобы он смотрел на неё, Гретхен потрясённо повторила:
— Синий парамир? Неужели вы сейчас видите его? На телеэкране? Но я не верю в водного цефалопода с единственным глазом. Нет, не могу в это поверить.
— А я было подумал, что вы тоже увидели его, — недоверчиво отозвался Рахмаэль.