Обман Розы
Шрифт:
От мадам я узнавала все новости, касающиеся семьи де ла Мар. Как и ожидалось, бракоразводный процесс оказался громким, скандальным и затянулся на полгода. Кое о чем я читала в газетах, и была удивлена, что на стороне Этьена выступали свидетелями, обличающими порочное поведение Розалин – принц и месье Боннар. Чаще всего газеты печатали фотографии Розалин – она была такая же яркая, красивая, и всегда позировала с трагическим выражением лица, жалуясь в интервью, что муж решил избавиться от нее, чтобы вести разгульный образ жизни. Иногда попадались и фотографии Этьена, и я ничего не
Он был все такой же - с огненным взглядом, упрямой морщинкой между бровей. И никакой улыбки. Я грустила без его улыбки и украдкой гладила его фотографии, будто пытаясь стереть это суровое напряжение с любимого лица. А потом быстро прятала газетные вырезки, стесняясь своей слабости.
Чаще всего о графе писали в связи с разводом, но попадались статьи и о корпорации «Деламар». Дела фабрики значительно улучшились, было поставлено на поток изготовление самоходных машин, и количество акционеров и покупателей все время увеличивалось. Когда в нашем городке впервые появилась самоходная машине – точная копия той, на которой я участвовала в ралли, это событие стало настоящим праздником. Счастливый владелец разъезжал по улицам с таким гордым видом, словно получил благодарность от самого императора, а счастливчики, которым было позволено прокатиться, взахлеб рассказывали об удобстве и скорости передвижения нового вида транспорта.
Лео Вандербильт был осужден за мошенничество и на три года выслан из столицы с запретом работы на финансовом поприще – об этом мадам Ботрейи сообщила мне на трех листах, в красках описывая, как осаждали дом бывшего председателя совета «Деламар» обманутые вкладчики, и как описывалось имущество осужденного, чтобы возместить ущерб от махинаций.
Об остальном я могла только догадываться. Я не знала, как Этьен отнесся к моему бегству - понял ли мои намерения, отправился ли искать утешения в объятиях Дельфины...
Было бы ложью сказать, что я не жалела о том, что бросилась от него, а не в его объятия. Но после минутной слабости все больше убеждалась, что поступила правильно. Человек – не машина. И его невозможно гнать без отдыха по пересеченной местности. Вот и я не могла больше преодолевать кочки и ямы. Личина Розалин, которую я носила столько времени, отняла у меня много сил. Я поняла что очень устала изображать других людей и едва обосновалась в доме на море, сразу написала маэстро Панчини, что больше не вернусь в театр. Больше я не хотела играть ничьих ролей. Я хотела быть собой. Я хотела чтобы мужчина, которого я полюбила, полюбил меня, а не свою фантазию которую он искал сначала в Розалин, потом в Дельфине, а потом во мне.
Мы с Этьеном неправильно встретились. Таким встречам не суждено перерасти в счастье. Все должно быть иначе. Мы оба должны быть самими собой, и должны быть свободными. Он должен перестать быть мужем Розалин. А я должна быть Розой дю Вальен, а не чьей-то копией.
Я должна стать собой…
И теперь, в доме на берегу моря, я оживала, как цветок, который согрет солнцем после дождливых дней…
– Ты заскучала, моя девочка? – няня прервала сказку о заколдованной розе, красавице и чудовище, и посмотрела на меня ласково. – Иди, поиграй. Побегай, жара как раз спала. А я отдохну, что-то потянуло в сон.
– Тогда пойду, поиграю, а ты поспи, - я поцеловала ее в морщинистую щеку, проследила, как сиделка уводит няню в комнату, и пошла к морю.
Я любила бродить здесь – и в ясную погоду, и когда море было неспокойно. В этот раз небо возле горизонта затянули жемчужно-лазурные облака, а море было смесью бирюзы и розового перламутра, оно чуть колыхалось, наползая на берег с шорохом, и отползая обратно.
Я разулась и брела по пляжу босиком, подвернув платье до колен. Мне не надо было бояться случайной встречи – это были частные владения, и горожане сюда не заходили.
Швыряя камни в воду, я остановилась и задумалась.
Мысли мои были об Этьене, и я ничего не могла с этим поделать. Как-то так получилось, что в разлуке с ним любовь моя разгоралась все сильнее. И желание увидеть его становилось почти нестерпимым. Хотя бы увидеть – даже не поговорить. Посмотреть издали – и исчезнуть.
Но я понимала, что все эти безумные порывы так и останутся порывами. Глупо было бежать, чтобы потом возвращаться. Он должен сам принять решение.
Бросив в воду последний камешек, я подняла оставленные на песке туфли, повернулась к дому и… увидела Этьена.
Он сидел на брошенном на песок пиджаке, ослабив галстук и сдвинув шляпу на затылок.
– Чудесный вид, - похвалил он, указывая на море. – Всегда мечтал пожить хотя бы месяц на побережье.
Я смотрела на него, не в силах выговорить ни слова. Только что я мечтала о встрече с ним, грустила, что это невозможно – и вот он. Здесь. Совершенно реальный, и ведет себя так, словно мы расстались всего лишь вчера.
Туфли мои снова упали на землю, а сама я внезапно ощутила дурноту и головокружение. Наверное, я покачнулась, потому что Этьен вдруг оказался рядом и обнял меня – оберегая, поддерживая.
– Эй, в обморок падать не надо, - пошутил он. – Если только от радости.
Я смогла только отрицательно помотать головой, обещая, что падать в оброк не стану.
– Ты изменилась, - он коснулся моих волос.
– Смыла краску, как я вижу?
– Как ты здесь?.. – только и ответила я.
– Развелся на прошлой неделе - и сразу к тебе. Читала про процесс? Принц толкнул такую речь, что даже меня растрогал до слез. А после того, как Боннар притащился со своей картиной… ну, ты помнишь… Розалин собрала вещички, передала через поверенного, что отбыла на воды – и только ее и видели. Ты рада? Роза, ты рада?
Он спрашивал меня снова и снова, а я уткнулась лбом ему в грудь, и застыла, наслаждаясь его близостью, напитываясь его энергией, которая так и фонтанировала в этом человеке. Но он заставил меня открыться и поцеловал в губы – требовательно, долгим поцелуем, и я не стала этому противиться.
– Никогда больше не убегай, - сказал Этьен, когда мы оторвались друг от друга. – Что бы ни произошло – не убегай. Эти месяцы… Роза… Они были, как вечность. Не надо так больше.
– Всего-то прошло полгода! – запротестовала я смущенно.