Обманный лес
Шрифт:
Ворчун стоял в коридоре перед каморкой Натана в холодном, насквозь продуваемом каменном мешке крепости шакала Фонаря. Даже из-за двери он слышал негромкое похрапывание мальчика. Так аккуратно, как только мог, он отпер дверь и приоткрыл ее. Гном в полосатом костюме вступил в клетушку и отметил, как странно потяжелели пистолеты, которые он носил под мышками. Инструменты смерти, вот что они такое. И всегда были. Но теперь они почему-то стали ему чужими.
На грязном одеяле, дрожа от пронизывающего холода влажных стен, спал Натан. Его голое тело покрывали темные
С холодным, как каменные стены крепости, рассудком и сердцем Ворчун вышел в коридор и принес тяжелое меховое одеяло, которое позаимствовал из своих покоев. Быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, он вернулся в каморку мальчика и закутал его в одеяло.
От духа, исходившего от Натана, Ворчуна едва не вывернуло. Кровь, грязь и болезнь были составными частями этого запаха. Но присутствовало и еще что-то. Что-то более мрачное. Что-то такое, что должно было очень скоро появиться – появиться, чтобы забрать ребенка отсюда, спасти его, так как сам Ворчун Натана спасти не мог.
Гном поглядел на него, на нежное, нездоровое, страдальческое лицо мальчугана, которому не исполнилось еще и шести. Он был всего лишь мальчик.
– Прости, Натан, – прошептал он. – Меня придумывали не таким.
Во сне тело Натана скрутила судорога, и по его лицу пробежала осмысленная рябь.
– Папочка, – плаксиво прошептал мальчик. Затем его лицо снова разгладилось, и он опять впал в забытье.
Ворчун посмотрел на него еще немного, не в силах вымолвить ни слова, потом оставил Натана наедине с его болезнью и с его каморкой.
Но, подумал он, теперь мальчик хотя бы не замерзнет.
ГЛАВА 15
Лес поредел, и Томас с его спутниками вышли к реке Вверх. Здесь, на северо-востоке Обманного леса, к ней подступала блестящая песчаная ширь берега, и река несла свои воды более неспешно, чем в других местах своего извилистого пути вокруг леса.
Тилибом не любил песок. Он во всеуслышание жаловался на то, что песок скользит под подошвами и забивается между пальцев. Брауни тоже не испытывал радости. На движущихся песках не очень-то и спляшешь, если вздумается. Томас не обращал на их жалобы внимания. Колокольчик не в себе, а медведь не слишком-то настроен плясать, по крайней мере, с тех пор, как Томас появился в Обманном лесу.
У них полно других забот. С этими мыслями Томас зашагал по берегу к далеким Плешивым горам, и его спутники потянулись за ним, несмотря на ползучие пески. Далеко к югу небо над лесом начинало светлеть. Близился рассвет. Сейчас, как никогда, Томас был бы рад солнечным лучам.
Небо сегодня было лазурно-голубым, с желтыми и зелеными разводами – не то обрывки ползущих облаков, не то просто игра света. С реки тянуло холодком, и Томас поежился. Ему вспомнились его многочисленные прошлые путешествия сюда, наяву, как сейчас, и в снах, как это было многие годы. Он не помнил, чтобы когда-то прежде замерзал в Обманном лесу. Это был край, где неудобствам –
Во всяком случае, Томас понимал, что на самом деле воздух не столь уж и холодный. Там, откуда он пришел, где был его дом, все еще стоял жаркий и душный июль. В Обманном лесу, казалось, царила вечная осень. Пусть ранняя, но ровно тот ее миг, когда, несмотря на все очарование окружающего, воздух дышит предчувствием поры, которая наступит уже совсем скоро, и все начнет блекнуть и увядать; быстротечный миг, застывший навсегда. Во всяком случае, так он думал когда-то давным-давно. Похоже, «навсегда» – понятие не столь уж и непреходящее, как ему казалось.
Несколько часов они шли на запад по песчаному берегу широкой реки, огибавшей внешние границы Обманного леса. Хотя Томас ожидал, что мистер Тилибом будет постоянным источником плаксивых жалоб, колокольчик – если не считать звона его язычка – был странно тих. Наверное, подумал Томас, серьезность их положения наконец-то дошла до него, существа, всю расу которого уничтожил один пожар.
Один враг.
С этой мыслью Томас взглянул на лицо Тилибома, увидел в его глазах холодный блеск и понял, что маленький лиловый человечек, возможно, не так уж и не в себе, как ему казалось. Ведь жажда мести не обязательно порождает помрачение рассудка. После этого он стал относиться к Тилибому по-иному.
Вскоре берег стал довольно каменистым. Показался небольшой мол, вдающийся в воду, но никаких признаков кораблей. Равно как, обнаружил Томас, оглядев лес слева от них, никаких признаков жилья. Вообще никаких признаков жизни, если не считать этого мола.
Любопытно.
Миновав каменистую полосу, они завернули за поворот, и над ними, хотя и все так же далеко, нависли Плешивые горы. Томас на миг остановился, глядя на овеваемые всеми ветрами вершины с ошеломляющей смесью чувств: страхом, гневом, предвкушением и глубокой, неисцелимой печалью, когда он в который раз спросил себя о том, как это все докатилось до такого состояния.
– Так вот они какие, – сказал Брауни и неуверенно сплясал небольшую джигу. В этом был определенный цинизм, даже сарказм, на который Томас не мог не отреагировать.
– Может, нам стоит отдохнуть несколько минут, прежде чем продолжать путь? – предложил он.
– И правда, – прозвенел Тилибом. – Мне не помешало бы помыться да и попить, если уж на то пошло.
Колокольчик поковылял к краю воды, беспрерывно дилинькая на ходу. Не говоря худого слова, он просто прыгнул с берега в реку и камнем пошел ко дну. На поверхности с бульканьем лопнул большой воздушный пузырь, вырвавшийся из полого брюшка колокольчика.
– Пожалуй, и мне не помешало бы попить, – согласился Брауни, но даже когда он двинулся к берегу, взгляд его постоянно обращался к неприступным вершинам Плешивых гор.
Казалось, между ними установилась молчаливая связь. Безнадежное ощущение неотвратимой судьбы, которое заставило Томаса внезапно вскинуть глаза на гризли. По выражению на морде медведя Томас понял, что тот ощутил то же самое.
– Уже недолго, – хмуро сказал Брауни.
– Нет еще. Завтра к утру, думаю, – возразил Томас.