Обмануть судьбу
Шрифт:
Повесил трубку, откашлялся: трудно долго разговаривать в несвойственном тебе тембре.
Официально Толян числился рекламным агентом фирмы «Интрапак»: распространял по Москве целлофановые пакетики с различными надписями, от «Олби-дипломат» до простенького «Спасибо за покупку».
В его квартире никогда не было полной тишины: если не грохотала и не визжала суперкрутая аудио- и видеоаппаратура, то шуршала разбросанная повсюду продукция его пакетной фирмы.
На работу ему не надо было являться регулярно, он получал не зарплату, а процент с заключенных договоров (копеечных, как правило). А потому круглосуточно находился в распоряжении Бати.
Негатив проживал неподалеку и не числился нигде. Тоже всегда был на подхвате.
Ребятки ценили свою уголовную работенку и гордились ею. И оба презирали шестерку, этого сопляка Наводчика, который был у Бати на побегушках.
Они — сила, они — главные, а этот хилый интеллигентишка только и умеет, что заискивающе заглядывать в глаза снизу вверх.
...Прежде чем позвонить в дверь к Толяну, Варламов преобразился. Элегантности и свободы движений как не бывало. Плечи — немного вперед, чтобы грудная клетка казалась впалой. Спину — изогнуть, тогда и ростом меньше становишься. Ноги ставить слегка носками внутрь, как бы косолапя. Челочку — на лоб, предварительно проведя по ней послюнявленным пальцем.
Но главное — изменить взгляд. Тут требуется особое мастерство. Холод и надменность — прочь. Подпустить робости. И ни в коем случае не фиксировать зрачков ни на ком и ни на чем: пусть бегают туда-сюда.
Хорошо бы имитировать легкое подрагивание рук, а то и всего тела — но, впрочем, это уже лишнее. Сойдет и так, ребятки не настолько наблюдательны.
— А, это ты, — пренебрежительно кивнул ему Толян, открывая. — Входи, сынок.
Наводчика всегда забавляло это покровительственное «сынок», которое Толян слямзил у Бати. Он вообще позаимствовал многие характерные интонации своего телефонного босса.
Знал бы он, одноклеточный, что босс собственной персоной стоит сейчас перед ним!
— Так я пройду, да? — топтался Наводчик в прихожей.
— Не стесняйся, деточка, будь как дома, — самодовольно хохотнул хозяин.
В комнате уже был немногословный Негатив. Варламов прошел, путаясь косолапящими ногами в набросанных по всему полу пакетиках, и нерешительно остановился.
— Да садись, че встал, как... маяк в океане.
Наводчик огляделся и выбрал себе самую задрипанную табуретку, заляпанную засохшей краской: в квартире недавно закончился престижный ремонт, а это жалкое колченогое сиденье забыли выбросить.
— Ну? — односложно спросил Негатив, моргнув красными веками, на которых не было видно ресниц.
— Чего там с мебельным? — поинтересовался и Толян. — Когда идем? Как договорились? В двадцать тридцать? И еще Батя что-то сказал про новые горизонты.
— Понимаете, кенты, — залепетал Наводчик. — Батя решил все поменять. Там одна сучка... ментовкой оказалась.
— Во ботает по фене, — восхитился альбинос. — Старается интеллигент. Да ты не стесняйся, говори на своем языке, на фраерском. Не боись, мы поймем.
Для Негатива это была непривычно долгая тирада.
«Переигрываю, что ли? — отметил про себя Варламов. — Действительно, лучше разговаривать, как привык».
— Так вот, господа, — лексику он изменил, а пришибленный тон оставил прежним. — Кассирша мебельного салона что-то заподозрила. Поэтому операция пока откладывается, а девчонку необходимо ликвидировать.
— Ноу проблем, — с готовностью отозвался Толян и потер палец о палец. — Сколько?
— Конкретную цифру босс не назвал, но заверил, что не поскупится.
Негатив согласно кивнул:
— Знаем. За Батей не заржавеет.
Снова Толян:
— Когда? Где?
— Сегодня ночью, ровно в час. Когда она вернется из своего салона и уляжется спать. Это в Новых Черемушках. Вот тут нарисовано, как добраться.
Он протянул им чертежик, на котором стрелочками был обозначен маршрут от метро через дворы одинаковых хрущевских кварталов.
— Этот листок шеф велел изучить и уничтожить.
— Угу, — моргнул Негатив.
— Но понимаете, господа, — Наводчик застенчиво опустил голову, — в этом деле есть еще одна тонкость.
— Чтоб без шума? — догадался Толян. — Не дураки, понимаем: жилой дом, соседи и прочая хренотень.
— Это само собой. Батя говорил о другом: убрать надо не только бабу, но и ее ребенка.
В комнате зависла тишина. Только разбросанные пакетики шуршали от сквозняка.
Глаза молчавшего Негатива, и без того всегда розоватые, как у кролика, покраснели.
Первым паузу нарушил Толян:
— Сколько?
Наводчик скромно пожал плечами:
— Батя обещал в двойном размере.
— Нет, я говорю — сколько лет ребенку?
Снова зашелестели пакетики.
— Шесть, — ответил Варламов.
— У меня, блин, племянник такой, шесть с половиной, — сказал Толян, и снова наступило молчание.