Обманутые звезды (Рассказ о Юсиф-шахе)

Ахундов Мирза Фатали

Первым делом он потребовал к себе начальника охраны Асад-бека и строго приказал ему:

— Немедленно отправляйся с двенадцатью воинами в город, возьми под стражу главного моллу Ахунд-Самеда, военачальника Заман-хана, везира Мирза-Мохсуна, казначея Мирза-Яхью, главного звездочета Мирза-Садреддина, Мовлана-Джемаледдина и посади всех их в темницу Арика. Исполнив приказание, вернись и доложи мне.

Асад-бек, низко поклонившись шаху, вышел.

Затем Юсиф-шах вызвал к себе главного слугу Азим-бека и приказал:

— Сегодня я ничего не ел, вели приготовить мне ужин!

Главный слуга доложил шаху, что поварам сделано соответствующее распоряжение, и они заняты приготовлением ужина.

Тогда шах пожелал осмотреть дворец, комнаты гарема и свою опочивальню.

Главный

слуга Азим-бек и евнух Хаджи-Мубарек, идя впереди, показывали ему залы внутренних покоев. Первый зал был устлан дорогими узорчатыми коврами. На стенах и на потолке были изображены птицы, цветы и травы. Во втором зале, пол которого также был покрыт дорогими коврами, красовались портреты прежних шахов из династии Сефевидов и отличившихся в каком-либо искусстве царевичей. В третьем зале были собраны картины с изображениями знаменитых царей других династий. Стены четвертого зала были расписаны фресками, на которых были изображены воспетые в книге «Шахнаме» сцены борьбы древних иранских витязей с мазандаранскими дивами с рогами и хвостами. Стены следующего зала рассказывали о походах и битвах с другими народами Шах-Исмаила из династии Сефевидов. Стены всех комнат гарема были украшены изображениями девушек и юношей. Юноши предлагали девушкам букеты цветов, а те протягивали им наполненные вином золотые чаши. В каждой комнате гарема было роскошнее ложе.

Юсиф-шах выбрал одну из комнат гарема для своей опочивальни. Затем он спросил Хаджи-Мубарека, где хранятся наряды и украшения бывших обитательниц гарема. Хаджи-Мубарек сказал, что наряды и украшения шахских жен находятся в особой комнате, но она заперта, и ключ от нее — у хранителя сундуков, Ага-Гасана. Хранитель сундуков был немедленно вызван, он и открыл хранилище. У всех четырех стен большой комнаты были расставлены сундуки всевозможных размеров. Юсиф-шаху показали разнообразные роскошные женские наряды, дорогие кашемировые шали, тонкие шелковые ткани, платья из дорогой парчи, золотые филигранные букеты и диадемы из самоцветов, бриллиантовые серьги, дорогие кольца, жемчужные ожерелья и множество других сокровищ.

У Юсиф-шаха было три дочери и два сына. Старшей дочери исполнилось четырнадцать, а двум другим-двенадцать и восемь лет. Одному сыну было шесть лет, другому-четыре года. Для каждой дочери он выбрал букет, кольцо, ожерелье, серьги, тонкую шаль и красивое платье. Для жены он отобрал такую же шаль и платье. Передав Хаджи-Мубареку все эти вещи, он приказал отнести их домой на вторую улицу Казвина и вручить жене. Вместе с тем он велел сказать ей, чтобы она не беспокоилась о его участи и прислала завтра к нему сыновей.

Хаджи-Мубарек ушел в сопровождении двух стражей, которым ведено было нести подарки.

Солнце клонилось к закату. По почтительному приглашению главного слуги шах вернулся в первый зал, где в золотых подсвечниках горели свечи и был накрыт стол для шахской трапезы. Совершив омовение и вечернюю, а затем и ночную молитвы, шах сел ужинать. Слуги подавали разнообразные яства. Шах утолил голод. Скатерть была убрана. Принесли шаху таз с кувшинчиком, и он помыл руки. Подали кофе, после чего принесли кальян, и он стал курить.

В это время вошел военачальник дворцовой охраны Асад-бек и доложил, что приказание его величества исполнено. Шах выразил удовлетворение и отпустил его. Вслед за ним явился Хаджи-Мубарек и доложил, что посланные вещи переданы по назначению. Жена и дочери шаха пришли в восторг от присланных подарков. Они не только больше о нем не беспокоятся, но очень рады неожиданному счастью и прыгают от радости.

Затем шах расспросил Хаджи-Мубарека и начальника охраны о некоторых интересовавших его вещах, а когда наступила ночь, пошел в свою опочивальню. Ему приготовили постель. Он приказал начальнику охраны расставить стражу в том же порядке, как это было раньше, лег и вскоре уснул. Главный слуга и евнух Хаджи-Мубарек вышли от шаха, и каждый удалился в свою комнату.

На следующий день Юсиф-шах пригласил своих друзей: Молла-Рамазана, Курбан-бека, Мирза-Джалила и Мирза-Заки, которым полностью доверял. Когда они явились,

шах отдал должность главного моллы Молла-Рамазану, Курбан-бека назначил военачальником, пожаловав ему вместе с тем ханское звание; везиром назначил Мирза-Джалила, а государственным казначеем-Мирза-Заки, должность же главного звездочета была упразднена как вредная и народу и государству.

Шах приказал разослать правителям всех провинций строгий указ о том, чтобы они не смели взыскивать с населения неправильные и непредусмотренные законом налоги, чтобы правители ради личной наживы и удовлетворения своих страстей, не налагали на мирных граждан незаконных взысканий, не казнили, не подвергали их наказаниям и пыткам, вроде выкалывания глаз, отсечения ушей и носа. Затем шах назначил в каждый округ надежных чиновников-надзирателей. Им вменялось в обязанность собирать точные сведения о состоянии каждого округа, о нуждах населения и обо всем докладывать лично его величеству.

Шах вызвал этих новых чиновников-надзирателей во дворец и обратился к ним со следующей напутственной речью:

— Объявите от моего имени правителям провинций, чтобы они боялись бога, судили по справедливости, не разоряли населения лихоимством и незаконными поборами. Пусть они твердо помнят, что подобные поступки станут впоследствии причиной их собственного несчастья, а то и гибели. Они не раз были свидетелями того, как люди, нажившие себе богатства неправым способом, в конце концов впадали в ужаснейшую нищету и даже лишались головы. Ни один род в Иране не сохранил богатств, добытых путем несправедливых поборов и грабежей. Где несметные богатства Джафар-хана Дамаганского? Где сокровища Селим-хана Карагезлу? Где имущество Мирза-Наги Ширазского? Каждого сановника, разбогатевшего на государственной службе, иранские повелители под тем или иным предлогом всегда привлекали к ответственности, отбирали у них все нажитое насилием имущество, а самих подвергали казни или обрекали на жалкое существование в нищете. Правители провинций подобны в этом отношении пиявкам, которые раздуваются от высосанной крови, но затем, когда их отрывают, теряют все высосанное; многие из пиявок гибнут, а некоторые делаются хилыми и немощными. Если правители умерят свои желания и смогут удовлетвориться положенным им по закону жалованьем, они укрепятся в своем положении, будут любимы населением, получат повышение по службе, увеличат свое благосостояние и прославят свое доброе имя.

После этого он отпустил надзирателей.

По распоряжению шаха были сокращены расходы двора.

Он обратил особое внимание на благоустройство путей сообщения; велел отремонтировать все дороги и восстановить мосты, построить между городами и большими селами постоялые дворы и заезжие дома, открыть в каждом округе школы и больницы; там, где ощущается недостаток в воде, прорыть каналы и провести воду; оказывать помощь вдовам, сиротам, калекам, слепым.

Юсиф-шах запретил всяким бездельникам причислять себя к духовенству, а те, кто выражал желание иметь духовный сан, получали особое разрешение главного моллы; еще Юсиф-шах постановил, чтобы повсюду число духовных лиц соответствовало нуждам и потребностям населения. На содержание духовенства шах назначил определенную сумму из государственной казны; этим он ставил духовенство в зависимость от правительства и зажимал рты моллам, которые называли паразитами живущих на жалованье чиновников.

Затем он исключил из ведения ученых богословов судебные дела, входящие в компетенцию государственной власти, и передал их особым правительственным судам. Этим распоряжением он добивался того, чтобы население не чувствовало себя в судебных решениях зависимым от духовных лиц, не обращалось к ним со своими спорами, а шло в государственный орган.

Он приказал также, чтобы пожертвования и другие средства, собираемые в пользу беднейшего населения, поступали в ведение четырех наиболее честных горожан, которые должны были отпускать деньги соразмерно нуждам каждого бедняка и об израсходованных суммах ежегодно представлять отчет в государственную канцелярию; этой мерой он добивался равномерного распределения средств между всеми нуждающимися.