Обмен разумов (сборник)
Шрифт:
– Надеюсь, я не подхожу ни под одну из упомянутых категорий? – сказал Марвин со сдавленным смешком.
– Смело могу заявить, что нет, – заверил его мистер Бландерс. – Я склонен считать вас в высшей степени нормальным молодым человеком, даже чрезмерно нормальным, если такое вообще мыслимо. Вас охватила тяга к путешествиям, что вполне свойственно вашему возрасту, эта страсть сродни влюбленности, или участию в справедливой войне, или мировой скорби и прочим причудам молодежи. Ваше счастье, что природный ум или удача привели вас к нам – самой старой и надежной фирме, занимающейся Обменом Разумов, а не к кому-нибудь из менее щепетильных
Марвин почти ничего не знал о Свободном Рынке, но промолчал, не желая обнаружить свое невежество.
– А теперь, – сказал мистер Бландерс, – прежде чем мы удовлетворим вашу просьбу, надо выполнить кое-какие формальности.
– Формальности? – переспросил Марвин.
– Безусловно. Во-первых, вы должны пройти полное обследование – телесное, духовное и моральное. Затем вдвоем с марсианским джентльменом вы подпишете акт об ответном ущербе. В акте обусловлено, что всякий ущерб, как умышленно, так и неосторожно причиненный телу-носителю, в том числе и по независящим обстоятельствам, будет: 1) возмещен по расценкам, установленным межзвездной конвенцией, и 2) ответно причинен другому телу, согласно lex talionis [10] .
10
Закон талиона (лат.).
– Как, как? – не понял Марвин.
– Око за око, зуб за зуб, – пояснил мистер Бландерс. – Допустим, вы, находясь в теле марсианина, сломали ногу. В соответствии с межзвездным правом, когда вы вновь перейдете в свое тело, вам тоже сломают ногу максимально научным и безболезненным способом.
– Даже если это произошло случайно?
– Особенно если это произошло случайно. Мы установили, что акт об ответном ущербе заметно уменьшил число таких случайностей.
– Мне начинает казаться, что это вроде бы опасно, – сказал Марвин.
– Всякое направленное действие содержит элемент опасности, – ответил мистер Бландерс. – Но риск при Обмене Разумов статистически ничтожно мал, только держитесь подальше от Искаженного Мира.
– Я очень мало знаю об Искаженном Мире, – признался Марвин.
– Все знают столько же, – ответил Бландерс. – Поэтому каждый считает, что надо держаться от него подальше.
Марвин в задумчивости кивнул.
– А еще что?
– Да ничего особенного. Просто бумажная волокита, отказы от особых прав и привилегий, все в таком роде. И конечно, я должен официально предостеречь вас от метафорической деформации.
– Ладно, – сказал Марвин. – Давайте я послушаю.
– Да я же вас только что предостерег, – удивился Бландерс. – Но могу предостеречь еще раз. Берегитесь метафорической деформации.
– Я бы с радостью, – ответил Марвин, – но мне ведь неизвестно, что это такое.
– В сущности, это совсем простая штука, – сказал Бландерс. – Если хотите, можете считать ее одной из форм ситуационного безумия. Видите ли, наша способность усваивать необычное не беспредельна, а когда путешествуешь на другие планеты, пределы оказываются очень узкими. Слишком много новых впечатлений; их приток становится невыносимым, и мозг ищет отдыха в буферном процессе аналогизирования. Этот процесс как бы создает мост между воспринятым известным и неприемлемым неизвестным, облекает невыносимое неизвестное в желанную мантию привычного. Когда субъект не справляется с притоком новых данных естественным путем концептивного аналогизирования, он становится жертвой перцептивного аналогизирования. Этот процесс известен также под названием «пансаизм». Теперь вам ясно?
– Нет, – ответил Марвин. – Почему это называется «пансаизм»?
– Объяснение заложено в самом названии, – сказал Бландерс. – Дон Кихот считает ветряную мельницу великаном, а Санчо Панса считает великана ветряной мельницей. Донкихотство можно определить как восприятие обыденных явлений в качестве необычайного; противоположное явление – пансаизм, это когда необычайное воспринимается как обыденное.
– Значит, – уточнил Марвин, – я могу подумать, что вижу корову, когда на самом деле передо мной альтаирец?
– Именно, – подтвердил Бландерс. – Но все очень просто, раз уж вы занялись Обменом, значит, привыкнете. Распишитесь вот тут и вот тут, и перейдем к делу.
Глава 4
Марсианин – одно из самых странных созданий в Галактике, хоть он и двуногий. Право же, нам, с нашими органами чувств, альдебаранские квизы как-то ближе, несмотря на то, что у них две головы и множество лишних конечностей особого назначения. Не по себе становится, когда вселяешься в тело марсианина.
Марвин Флинн очутился в уютно обставленной комнате. В комнате было окно, через которое он глазами марсианина взирал на марсианский пейзаж.
Он зажмурился, так как не ощущал ничего, кроме ужасающего смятения. Несмотря на все прививки, его одолевали тошнотворные волны культур-шока, пришлось постоять неподвижно, пока тошнота не унялась. Потом он осторожно раскрыл глаза и осмотрелся.
Увидел он невысокие, плоские песчаные дюны, переливающиеся сотнями оттенков серого цвета. Вдоль горизонта проносился серебристо-голубой ветер, на него, словно шавка, набрасывался охряно-желтый встречный ветерок. Небо было красное, и в инфракрасном диапазоне различались бесчисленные непередаваемые тона.
Повсюду Флинн видел паутинки спектра. Земля и небо подарили ему десятки отдельных палитр, порой дополнительных цветов, но большей частью – цветов кричащих. На Марсе природным краскам недоставало гармонии.
Марвин обнаружил у себя в руке очки и нацепил их на нос. Тотчас же рев и буйство красок уменьшились до терпимой степени. Ошеломление, вызванное шоком, прошло, и Марвин стал воспринимать окружающее.
Прежде всего тяжелый гул в ухе и частый грохот – ни дать ни взять дробь тамтама. Он огляделся по сторонам в поисках источника этого шума, но, кроме земли да неба, ничего не увидел. Тогда он прислушался повнимательнее и установил, что шумы доносятся из его собственной груди. Это работали легкие и сердце – такие звуки сопровождают жизнь всякого марсианина.
Теперь Марвин мог детально ознакомиться с самим собой. Он взглянул на свои ноги, тонкие и веретенообразные. Коленный сустав отсутствовал, зато каждая нога сгибалась в лодыжке, в голени, в средней и верхней части бедра. Руки были чуть толще ног, а кисть с двумя суставами увенчивали три обычных пальца и два противостоящих больших. Эти пальцы сгибались и отгибались в самых неожиданных направлениях.
На нем были черные шорты и белый свитер. Аккуратно свернутый нагрудник лежал в разрисованном кожаном футляре. Марвин даже изумился, до чего естественным все ему казалось.