Обмен заложниками
Шрифт:
— «Дэ» — значит «Дарвин», — отвечает Марат, не отводя взгляда от мумбачьей возни.
Падают тела, а с обеих сторон голов по сто, и почему они совсем не кричат, так же не бывает, чтобы теряя лапу или чувствуя, как острое входит под ребра, не закричать, Софа так же хищно, как Маратище, щурится, всматриваясь, запоминая подробности, это уже не отдых, отдых кончился, когда они сели в катер, если тебе это показывают, то так надо, и черт бы побрал этих синих, они совсем разбились на группы, стоят и молча ждут, когда им посносят их безмозглые бошки, вместо того, чтобы перегруппироваться, да они даже не моргают, принимая удар… Куклы, дурацкие шерстяные куклы!..
Дребезжащий
— Очень в стиле твоего папы, — говорит Марату ЭдВа. — Но малоэстетично.
Старшего дрессировщика смешно зовут Мухтаром, будто и над ним подшутил остроумный Марат Карлович.
— Для штрельбы по тшелям, — шепеляво объясняет он, — мы их приутшиваем к трафаретам. Это не шшобаки, утшатся быштро. Жа три дня натшинают попадать в тшель.
Его лицо явно было разодрано на части, а собрать назад получилось не очень. Мухтар выводит пращников, и веселые мумбаки, не обращая внимания на разбросанные тела, приседая то влево, то вправо, раскручивают ремни, выпускают тяжелые железные гирьки в трафареты в форме мумбаки со щитом и мечом. Некоторые даже попадают.
— Баланс воинов для ближнего и дальнего боя когда-то решал исход битв, — Марат стоит, покачивается на носках, руки в карманах, сама уверенность, — и у каждого из вас будет вдвое больше солдат, чем в моих отрядах. А у меня уже есть фора в две недели. Через двадцать дней ваши армии атакуют мою. Это и есть тест.
— А сколько солдат будет у каждого? — спрашивает Александер.
— Марат, а ты уверен, что все это нужно? — ЭдВа единственный, кто на правах крестного может говорить свободно.
— Эдуард Валерьянович, — чуть дрогнули желваки, и снова Маратище абсолютно спокоен, — это не нужно. Это необходимо. Тому, кто встанет на мое место, придется самостоятельно принимать решения. Связанные в том числе со смертью людей. Не каких-то мумбак, а людей, с семьями, увлечениями, мечтами. И их тоже будет жалко. В «Трансресурсе» восемьсот тысяч человек. И я отвечаю за каждого из них. Я доходчиво объясняю?
— Скольких мумбак мы должны натренировать за эти двадцать дней? — Александера всегда волнуют прежде всего практические вопросы.
— В первые дни у каждого будет помощник, — кивает Марат на блистающих лысинами загонщиков. — Дальше — сами. Звери повторяют все, что увидят, очень склонны к массовым играм. Не разбегаются, не понимают разницы между свободой и неволей, ничего не боятся, абсолютно не агрессивны.
— Видно, им было здесь без нас скучно, — Железная Софа обезоруживающе улыбается, — застоялись…
— Сколько… — снова начинает Александер.
— Зануда, — усмехается Маратище. — У меня будет шесть тысяч солдат. У вас — по три на каждого. Вопросы есть?
Да, это проще, чем могло показаться сначала. Мало того, это выполнимо. Потому что Маратище не дает невыполнимых заданий.
Четыре дня, и звери уже тянут на себя из громадной кучи белые с серебром одежды, пытаются засунуть головы в шлемы, часами маршируют, пристраиваясь одной группой к другой, размахивая мягкими блестящими палками, которые пока что заменяют мечи.
Ром испытывает странное чувство — он бог. Стоит показать зверям что-то на большом голографическом экране, как они начинают повторять то, что увидят. Мало того, они слушаются и почти не делают повторных ошибок. Легко запоминают сигналы рожка. Бесконечный забор, огораживающий квадратный километр территории, служит естественной преградой для мумбак, они не пытаются убежать, и Ром испытывает странное чувство — он чёрт. Пусть безмозглых, лишенных самых простых инстинктов, но все-таки живых тварей он готовит к глупой показушной смерти. Но Маратище ничего не делает просто так. И обычно он прав.
Надувной дворец возвышается на три этажа над гигантским загоном. Ведь кто-то загнал сюда тысячи мумбак, с запасом приготовил и доспехов, и оружия! Построил игрушечный дом со всеми мыслимыми удобствами. Когда же Марат замыслил операцию с «Кросс-Волдом»? И как лучше выстроить войско?.. В памяти — только Фермопилы и Тразименское озеро, ну, еще Канны…
— Роман Андреевич, есть предложение!
Каждому из них выделен маленький прогулочный катер, ведь ночью мумбаки спят и толку от них никакого. ЭдВа управляет катером, старомодно приподнимая локти и крепко держась за штурвал.
— Интересное местечко — горы!
— Здесь нет гор, — возражает Ром.
— Я тоже так думал. Позвонили девчонки из археологического, клянутся, что там у них прямо скальные породы — плато метров тридцати в высоту и настоящий пещерный комплекс…
— Из археологии? — подозрительно переспрашивает Ром.
— Да, — кивает ЭдВа. — Милые девчушки. Хоть в чем-то польза от наших спонсорских программ.
Разумеется, там Вера. Глаза горят, чуть заикается, старается на Рома не смотреть, ЭдВа роет землю копытом, строит глазки Вериной подруге, хотя он просто веселый старикан, без подтекстов, и любит приключения, а тут настоящая пещера, да, у них есть и фонари и каски, не надо про Минотавра, но шнур мы все-таки на входе привяжем, давайте, милочка, я вас подержу, нет уж, Эдуард Валерьянович, лучше мы вас, и как дела, Эр-Оу, кажется, что тихо, а своды играют эхом, и надо уже сказать ей, что все, что ничего не будет, и не морочить ей голову, луч света выхватывает кудрявый локон и бархат щеки, и почему же я так остыл к ней, Вера, ты не изменилась, значит, изменился я?..
— Смотрите, — говорит Верина подруга, — и ставит луч фонаря на максимальную ширину.
В снопе света — высокие косые стены, покрытые темными линиями. Все задирают головы, четыре круга пляшут по смешным и страшным картинкам: вот хвостатый зверь держит мумбаку в зубах, вот стая гонит огромного ежа, вот перед мумбакой с восемью лапами маленькие мумбачата нанизывают на веревку полевых мышей…
— Возраст? — выдавливает из себя Ром, осипнув в момент.
— Это не подделка? — неуверенно спрашивает ЭдВа.