Обналичка и другие операции
Шрифт:
— Наш банк участвует в нескольких крупных проектах по всей стране. Но мы стараемся крепко стать на ноги в Москве, в особенности в нашем Краснопресненском районе. За это направление работы в банке отвечаю я. Это не только финансовые операции. Мы собираемся осуществить благотворительную программу в районе. Супруг Раисы Хамзеевны баллотируется в Мосгордуму от нашего округа. Я вам дам два предвыборных плаката и попрошу повесить эти плакаты в вашем институте на доску объявлений и еще куда-нибудь. Шансы пройти у него невелики, вместе с ним баллотируются несколько сильных конкурентов, например, главный редактор «Московского молодежного листка» Павел Каплунов и другие узнаваемые деятели. Но мы решили участвовать в избирательной кампании. Мы налаживаем тесные отношения с крупными предприятиями района, помогаем реализовать зарплатные схемы, которых сейчас множество. И с вашим институтом мы хотели бы сотрудничать.
Алексей Федорович прервал свою речь, вызвал секретаршу
— В настоящее время ваша деятельность с точки зрения банковского работника кажется не совсем оптимальной. Такая обналичка…
Услышав это слово, Артур вскинулся и уставился на заместителя расширенными глазами.
— Ну, что вы, Артур Артурович?! Не пугайтесь, не нервничайте, ведь мы же банкиры и кое-что понимаем. Ну, ладно, не нравится это слово, так скажем по-другому. Такие «финансовые операции доверительного характера», которые вы проводите, связаны с риском и излишними расходами. Зачем вам посылать куда-то деньги, иметь дело с фирмами, которые могут исчезнуть с вашими деньгами? Наш банк выдаст вам, что требуется. И ни возить деньги издалека, ни носить деньги по улице не придется. Вот пропуск, по нему вас будут пускать на парковку на территории банка, за шлагбаумом… Только не раздавите своим «Москвичом» какой-нибудь «Мерседес»!
Тут Алексей Федорович захохотал: ему и шутка собственная понравилось, и позабавило смущение клиента от того, что слово «обналичка» произнес вслух посторонний, и то, что все так просто и здорово!
Даже оторопевшего Артура удивило, что такой надутый господин так заливисто смеется. «Наверное, он свою маску надевает, когда выходит из кабинета…или на переговорах с более солидными клиентами», — подумал Артур.
— А каковы условия «доверительных операций» в банке? — спросил Артур.
— Если бы вы могли подписать договор на закупку на наличные деньги сельскохозяйственной продукции у населения, то получали бы деньги прямо в кассе банка под 1 %, — снова стал серьезным Алексей Федорович. — Но такой договор, я думаю, для вас нежелателен. Поэтому нужна «прокладка», процент будет больше, но вас он устроит. При этом «прокладка» будет наша, банковская. И банк гарантирует, что «прокладка» не сбежит, не смоется. Хочу вам объяснить, Артур Артурович, что банк живет не с этих процентов, наличные деньги у нас вы будете получать, практически, по себестоимости. Банк живет от объема средств, находящихся в его распоряжении. Вот если бы вы не сразу забирали у нас деньги, а давали бы нам пару дней, лучше, неделю, то мы были бы вам благодарны.
Артур вышел из кабинета заместителя в сильном возбуждении — задание директора работать непосредственно с банком выполнено! Причем без особых усилий, как будто, случайно. Не нужно искать липовые конторы, все сделает банк. Идут навстречу, относятся по-человечески, сами предложили «дружбу»! Но и озадачили слегка. В руках у него были пакеты с сувенирами и скатанные в трубочку предвыборные плакаты.
«Везет, да и только! — думал Артур. — И тайна липовых фирм теперь раскрыта. Эти конторы получают в банках деньги на закупку березового сока или сосновой смолы — «живицы», а потом исчезают бесследно. Ни денег, ни «живицы»… Хорошо, есть, что директору доложить. А то Юрий Иннокентьевич, после того, как я попытался ему всучить пять «штук», стал на меня немного сбоку смотреть, не прямо. Пожалуй, про то, чтобы институт открыл счет в «Тишинском» банке, директору сразу говорить не стоит. Лучше попытаюсь организовать визит директора в банк. Ведь ему любопытно узнать, с каким банком «Импульс» работает! Может, он думает, что это — какая-нибудь «шарашкина контора». Приедем, а здесь такое! По моему пропуску нас на стояночку поставят, здание шикарное, охранники на каждом шагу, Раиса Хамзеевна — умная женщина, значительная, а заместители — как члены императорской фамилии, их профили можно на монетах чеканить. Пусть они и уговаривают директора открыть счет в «Тишинском»… А Юрий Иннокентьевич — величина! Не будь его, не предложили бы сотрудничества. Раиса Хамзеевна говорила про него, как про Туполева или про Королева. Конечно, директор сообразит, что операции непосредственно через банк станут дешевле. Пожалуй, я и не стану ждать, пока директор спросит об этом, а сам назову новые ставки. Ну и что?! Хватит денег и институту, и мне, и Оксане, и Александру Павловичу! Ура! Не будет больше жуткого страха, что пропадут чужие деньги, посланные неизвестно куда! Не будет больше такой занозы в душе, какую оставил бедняга Андрей. Ей-богу, с первых больших заработков верну Андрею деньги. А что, найду его и верну!»
Пуля
— Скоро, скоро — на седьмой! — сказала в трубку Светлана.
Артур вышел из-за стола, заглянул в кабинетик Евгении Сергеевны, сказал: «Я отойду ненадолго», и вышел из комнаты.
На 7-м этаже, на площадке около лифта, стояли ребята и девушки из Светкиной конструкторской бригады.
Как только появился Артур, Светлана сказала: «Пошли!» и повела всех к лестнице. По дороге Светлана сказала Артуру: «Идем смотреть, как танки по Белому Дому стреляют. Сейчас по телевизору, по CNN показывали обстрел. Я ключи от крыши достала». Глаза у Светы горели, скулы покрылись темно-красным румянцем. Она гордо и вдохновенно вела свою группу. Все послушно шли за ней.
На лестничной площадке остановились, ждали, пока Светлана искала нужный ключ на связке. Лестница вела вверх, лестничный пролет загораживала ажурная калитка, запертая на замок. На калитке висела табличка с надписью «Посторонним вход запрещен. Ключи у тов. …. Тел. …». За калиткой лестница имела уже не жилой, а технический вид: узкая, с серыми ступенями и металлическими перилами. Ясно было, что туда просто так ходить не следует. Никто из ребят там не был никогда. Возникла тревога, беспокойство, дисциплинированным конструкторам захотелось уйти… Тут еще Светка возится с ключами…
— Слушайте, а не ищем ли мы приключений на свою задницу? Ведь, точно, стукнут, доложат, что мы на крышу лазили, — сказал один из парней. Остальные выжидательно смотрели на Свету, ждали ее решения — идти дальше или возвращаться. Артур с любопытством наблюдал, как его Светка командовала людьми.
Светлана нашла, наконец, ключ, открыла калитку, ступила одной ногой через порог и, стоя так — одна нога в запрещенном пространстве, другая — в разрешенном, сказала товарищам:
— Ребята! Я читала, как одна знаменитая московская семья в семнадцатом году запаслась мукой и постным маслом. Когда на улицах начали стрелять, они заперлись в своей квартире, не выходили несколько дней и жарили оладьи. Вот автор книги всю жизнь потом жалел, стыдился, что кроме оладий, про революцию ничего не помнит. Такое дело мимо прошло! А ведь он был тогда ребенком! А мы с вами — взрослые уже. Давайте, хоть одним глазком глянем на историческое событие!
— Ладно, пойдем, посмотрим… — ребята поддались на агитацию.
Группа прошла в калитку, которую придерживала Светлана. Светлана закрыла калитку на ключ, так велел комендант. О том, что произошло дальше, рассказал директору предприятия его заместитель по режиму Игорь Петрович Аверин.
Заместитель директора по режиму пришел с докладом о гибели Светы к Юрию Иннокентьевичу. Перед этим он позвонил директору и попросил его принять и выслушать.
— Я намерен вам нарисовать объективную картину того, что произошло. Суть дела, так сказать.
— Что вы называете «делом»? Гибель девушки? — с раздражением ответил директор. — Я и так все знаю.
— Сомневаюсь, что вам известны все обстоятельства… дела. Выслушайте меня, Юрий Иннокентьевич. От того, как мы с вами поговорим, зависят наши дальнейшие действия. Если мы поймем друг друга, это будет полезно для всех,… кроме погибшей девушки, разумеется.
— Ладно, извините. Приходите сейчас.
Вот, что Игорь Петрович поведал директору.
— Было так. 4 октября около 10 часов утра группа молодых людей, шесть человек, три девушки и трое юношей, пять конструкторов и Калмыков, взяли у дежурного ключ от чердачного помещения. Забрались на чердак, вылезли на крышу, чтобы посмотреть непосредственно на происходящее на Калининском мосту. Маслакова была инициатором экскурсии. Как только ребята вылезли из будки, через которую выходят на крышу, тут же попали под огонь: они увидели, что в кирпичную стенку будки ударила пуля. И сообразили, что это действительно была пуля. Крыша находилась под наблюдением снайперов, имевших приказ не допустить обстрела танков на Калининском мосту с крыш окрестных зданий. Ребята испугались и спрятались. Решили вернуться и не рисковать. Маслакова сказала, что должна хоть разочек взглянуть. Как только она выглянула, получила пулю в голову. Мгновенная смерть. Остальные оттащили мертвую девушку на чердак. Не поняли сразу, что Маслакова убита, думали, что в реальной жизни так не бывает. Перепугались ужасно — что всем за это будет. Два парня сказали, что у них много работы, и им нужно идти. Калмыков вытащил из кармана ветровки мертвой девушки ключи от калитки и вывел этих двух трусов с крыши. Парни ушли к себе и спрятались за кульманы. Сам Калмыков побежал в медпункт за помощью, а девушки остались около тела. Медсестра из медпункта позвонила мне. Наши приехали и забрали труп.
— Как Калмыков затесался в эту компанию? — спросил директор.
— Он, когда материалы для доклада готовил, сидел у них в КБ, плакаты рисовал, и познакомился с конструкторами. С погибшей у него был роман. У Маслаковой обнаружили беременность — три недели, возможно, сама еще не знала. Калмыков рассказал мне, как и для чего полезли на крышу, от своего участия в экскурсии не отказывался, от любви своей тоже не отказывался. Девушку погибшую не бросил, при беседе не ерзал, не юлил, в отличие от двух других парней. Про беременность мы ему не стали говорить. Не нужно еще больше драматизировать ситуацию. Поступило указание: дело спустить на тормозах, не афишировать подробности, ведь, фактически, это было убийство по неосторожности. Снайперу тоже не сказали, что он убил человека: согнал посторонних с крыши, и молодец.