Обнажая правду
Шрифт:
Наступает утро. Я как обычно сижу на диване с миской хлопьев и свежезаваренным кофе. Если можно назвать обычным, что меня удерживают здесь против воли, а я до сих пор проигрываю в голове назначенное на завтра убийство. Весьма необычный клубок эмоций и, сомневаюсь, что я способна подобрать для них верные слова, каково это — убить человека. Но одно я знаю точно: самое важное из них — вина. Хоть я и понимаю, что делаю и себе, и обществу огромное одолжение, еще в раннем детстве меня научили, что правосудие находится в руках Божьих, и только в его власти наказывать тех,
С тех пор как я решила, что ценю свою жизнь больше жизни Винсента Риччи, я пыталась сосредоточиться на повседневной работе по дому, а не на собственном расщепленном сознании. Потому что, по сути, я должна сделать этот трудный выбор. Если я при первой же выпавшей возможности его не убью, весьма вероятно, что или он, или Кабиновы уничтожат не только меня, но и сотрут с лица земли любое напоминание обо мне. Только теперь я, скорее всего, не обойдусь просто пулей промеж глаз... особенно если попаду в лапы свекра.
Донесшийся снаружи грохот, и последовавшее за ним сердитое ворчанье, которое, полагаю, на самом деле было потоком нецензурной русской брани от Рейза, отвлекают меня от скучного завтрака и мыслей, крутящихся вокруг одной и той же темы. Осторожно поставив миску и кружку на журнальный столик, я ставлю ноги на пол, на цыпочках подхожу к входной двери и прикладываю ухо к холодному дереву. Поначалу мне ничего не слышно, поэтому я решаю, что Рейз занят сейчас там, что так его разозлило.
Последние пару дней после того, как все детали плана были окончательно улажены, он трудится, как сумасшедший. И вечно находится в ужасном настроении. Все светлое время суток он либо куда-то ездит и покупает какие-нибудь припасы или стройматериалы, либо мастерит что-то в сарае, который, как мне теперь известно, находится рядом с хижиной. А с наступлением темноты он постоянно сидит за компьютером или «висит» на телефоне, напоминая безумного брокера перед закрытием биржи. Так он готовится к приезду Винсента и, хоть я ничего в этом не понимаю, не может же это быть так сложно!
Пока, по словам Рейза, вырисовывается такая идея: ему передают на руки Винсента, возможно, связанного и, вероятно, с завязанными глазами или кляпом во рту, а я достаю пистолет и стреляю в него. Потом русские устраивают так, чтобы все подумали, что Винсент держал меня здесь, а когда мне удалось каким-то образом сбежать, я его убила, чтобы вырваться на свободу. И, в конце концов, мы все отправляемся по домам и возвращаемся к нашей обычной жизни. Кажется, ничего сложного.
— Я говорил тебе, что делать, а ты не сделал. Я дал тебе время, ты им не воспользовался. Неужели это, на хер, так трудно, делать, что тебе говорят? — я слышу, как гремит голос Рейза, явно выведенного из себя собеседником на том конце провода.
Подобный тон от него я слышала лишь однажды, когда он говорил с теми первыми бандитами, что привезли сюда припасы, и я боюсь, что он убьет того человека. Кроме того, я впервые, за исключением того же памятного дня, слышу, как он разговаривает с кем-то, помимо меня, по-английски. Да и в тот раз он делал это, по-моему, ради меня. Умирая от любопытства, я сильнее прижимаю ухо к двери, надеясь, что это каким-то чудесным образом улучшит мои способности слушать сквозь стены.
—
В его голосе продолжает кипеть гнев и, готова поклясться, как если бы видела собственными глазами, что сейчас он со стиснутой челюстью меряет туда-сюда шагами промёрзшую землю.
За этим следует длинная пауза, а потом я слышу, как он резко бросает:
— Оставайся на хер на месте. Буду через полтора часа. Приготовься.
От грохота его тяжёлых ботинок снаружи трясутся ступеньки, и я стремительно мчусь обратно к дивану, хватаю миску с хлопьями и делаю это как раз вовремя, потому что в это мгновение распахивается настежь дверь, и на пороге, загораживая собой весь проход, оказывается ужасно рассерженный Рейз. Его лицо угрюмо, а грудь вздымается так, будто он готов бросить вызов самому грозному сопернику. Он излучает такую мощную энергию, что, кажется, распугал вокруг все живое.
— Доброе утро, — выдавливаю я из себя вымученную улыбку, притворившись, что понятия не имею о разговоре снаружи. — Ты уже пил кофе? В кофейнике есть свежий.
Сердце нервно выстукивает барабанную дробь, пока я дожидаюсь, как же он ответит. Он расскажет мне, что происходит? Очевидно, что-то случилось. Что-то плохое. Надеюсь, завтра все в силе. Я и в правду готова разобраться со всем этим. Сейчас.
— Мне нужно уехать. Вернусь через несколько часов.
С этими словами, не глядя на меня, он пересекает комнату и исчезает в спальне.
Я сижу и жду, уставившись на свой завтрак, который больше не выглядит таким уж аппетитным, хотя не знаю из-за чего: то ли из-за того, что хлопья промокли, то ли из-за ужаса, камнем опустившегося у меня внутри. Рейз несколько минут роется в сейфе, потом со стуком захлопывает его и выходит из комнаты. Собравшись с силами, чтобы прямо спросить его о том, что происходит, потому что мне невыносима неизвестность, я уже было открываю рот, но прежде чем из меня успевает появиться хоть слово, он бросает мне маленький сотовый телефон, который я каким-то чудом ловлю в воздухе.
— На нем записан только мой номер. Надеюсь, что ты не будешь с него никому звонить. Ни в 911. Ни Мэддену. Никому, — его пронизывающие голубые глаза умоляют меня подчиниться. — Буду с тобой честен, дела наши пошли дерьмово, и теперь все идет не так, как должно. Я делаю все, что могу, чтобы вернуть это дерьмо в правильное русло, прежде чем все пойдёт к чертям, и оно нас накроет, но мне необходимо, чтобы ты мне верила.
Широким, уверенным шагом преодолев расстояние между нами, он садится передо мной на корточки и выжидательно выгибает бровь, наши глаза встречаются на одном уровне.
— Ты сделаешь это, kotyonok? Ты можешь довериться мне?
Энергично кивая, я чувствую, как мои глаза наполняются слезами, и я сама не могу сказать почему. Просто это уже слишком. Меня переполняет столько эмоций, дай только повод — и они вырвутся наружу. У меня такое чувство, будто я прощаюсь с Рейзом, хотя он только что сказал, что скоро вернется.
— Да, Рейз. Могу.
— Spasibo.
Он протягивает руку и подушечкой пальца убирает несколько слезинок. Я потрясена тем, как сильно он отличается от того человека, каким был всего лишь пять минут назад, когда ворвался внутрь.