Обнаженная модель
Шрифт:
В кабинет вошла крепкая молодая женщина очень высокого роста, русоволосая, с короткой прямой стрижкой и грубоватым обветренным лицом. На ней был одет темно-вишневый шерстяной свитер и спортивные брюки «финки», заправленные в вязаные носки, на ногах — видавшие виды кеды.
— Познакомьтесь, это — специалист по морским котикам Галина, ихтиолог, кандидат наук.
Урецкий представил ей киногруппу и поинтересовался отчеством Галины.
— Зовите меня просто: Галя, — жестко отрезала она.
Двумя черными «Волгами» нас привезли поздно вечером в порт Корсаков. В маленькой диспетчерской рыбного порта, перед микрофоном, сидела девушка. Она вызывала в прямой эфир капитана СРТ «Утес»:
— Капитан Королев
— Юра, по распоряжению Альперовича прими на борт киногруппу: пять мужчин и одну женщину.
— Приму с удовольствием, артистов обожаю. У меня, Маша, просьба: передай руководителю группы, чтобы захватили на борт пять флаконов одеколона, ты знаешь, ведь мы были два месяца в рейсе, только разгрузились, и команда стала похожа на робинзонов, одичала. Нам надо привести себя в порядок, побриться, чтобы встретить артистов в приличном виде. Заранее благодарю.
— Да, Юра, все поняла, передам. Конец связи.
Маша, доверительно обратилась к Урецкому:
— Надеюсь, вы поняли, какой одеколон для бритья просит капитан?
— Для группы я беру ящик «Столичной» и ящик «Перцовки», подскажите, что взять для капитана.
— Пять бутылок «Столичной», — тихо, почти шепотом, произнесла Маша, — Королев в долгу не останется. Надеюсь, это — между нами, у нас сухой закон, сами понимаете.
Просьбу капитана мы выполнили. Перед тем как погрузиться на катер, к нам присоединился молодой человек в штатском и представился:
— Здравствуйте, Константин, сотрудник Рыбводнадзора, прикомандирован к вам до конца экспедиции.
Матрос снял швартовый канат с кнехта, ногой оттолкнул катер от пирса, и лихо прыгнул на палубу. Взревели моторы, и катер, острым форштевнем разрезая черную воду, распустив белые усы пены, урча и отфыркиваясь, набирая скорость, пошел в кромешную тьму. Вскоре замерцали огоньки, рулевой кивнул в их сторону:
— Вот и ваш пароход показался.
Я посмотрел, но кроме мачтовых огней ничего не увидел. На рейде качка усилилась. Борт траулера возник неожиданно черной стеной, на нем тускло светились круглые иллюминаторы. От качки они то высоко взлетали, то погружались в черную бездну. Рулевой лихо развернулся правым бортом к судну, подойдя на минимальное расстояние так, чтобы мы могли перепрыгивать с борта катера на борт судна, когда палубы на мгновение оказывались рядом. Матросы траулера выбросили кранцы, чтобы смягчить удары нашего катера об их борт, и ловко подхватывали нас: в считанные минуты мы уже твердо стояли на палубе «Утеса». Для меня эта процедура не представляла большого труда, так как я еще не потерял навыки матроса Балтийского флота. Начался трудный процесс передачи на судно кофров с киноаппаратурой, ящиков с продуктами и фляг с пресной водой — месячный запас на шесть человек, так как на острове мы должны были оставаться в течение десяти суток, хотя нас и предупредили, что из-за метеоусловий наше пребывание может продлиться на неопределенный срок. Перегрузка шла трудно из-за сильной качки, но матросы справились с этим в считанные минуты. Громыхнула, лязгая металлом цепь, проползая в клюз. Взревела дизельная машина, дрожа всем корпусом, траулер набрал обороты и взял курс в открытый океан.
Капитан «Утеса» Юрий Королев, тридцатилетний, рослый, светловолосый красавец мужчина, улыбчивый, очень похожий на героя книги Джека Лондона, Мартина Идена, оказался гостеприимным хозяином. Старпом расквартировал нас по каютам, мне досталась койка второго яруса в самой корме. Часа через два, когда мы уже познакомились с командой и осмотрели корабль, капитан пригласил всю группу на ужин в свою каюту для более тесного знакомства. Он поинтересовался, как нас разместили.
Мы поблагодарили его, и только Галина с недоумением спросила:
— А где моя каюта? Где я буду спать?
— Вы будете в капитанской каюте, то есть у меня, я все равно на вахте, в рубке. Это как раз над моей каютой, этажом выше. — Он поднял голову и посмотрел на потолок.
Галине это явно понравилось, она удобно уселась на рундук, и лицо ее засветилось удовольствием. Вошел кок, поставил на стол большие куски жареной рыбы, морскую капусту и двух огромных в ярко красных шершавых панцирях дальневосточных крабов. Королев умело отломил клешню, откуда показалось белое, сочное мясо и протянул Галине.
— Угощайтесь, пожалуйста.
Капитан наливал гостям водку по треть стакана, себе же наполнял до краев, видимо бравируя перед гостьей. Он хотел показать ей свою морскую удаль и превосходство перед артистической интеллигенцией — было очевидно, что он принимал Галю за артистку, уж очень он хотел ей понравиться. Она же легкомысленно подыгрывала ему в этом, не открывая своей, очень далекой от искусства профессии. Кто мог подумать, какой непредсказуемой опасностью может обернуться эта игра. После третьего стакана его лицо побагровело. Мы забеспокоились и, сославшись на усталость, хотели разойтись по каютам. Капитан предложил на сон грядущий выпить по маленькой, сам же опрокинул еще один стакан. Заплетающимся языком сказал, выходя:
— Галя, вы устраивайтесь и ложитесь спать, а я поднимусь в рубку к рулевому. Шторм усиливается, встречный ветер крепчает, мы вышли в открытый океан.
Борис, Иван, Юра и я разбрелись по своим каютам, капитан довольно легко поднялся по трапу в рубку, несмотря на сильную качку и свое состояние. В каюте капитана, за ужином, не было только Константина, он вежливо отказался от приглашения. По коридору я добрался до кормы, сбросил сапоги и, не раздеваясь, запрыгнул на верхнюю койку. Корабль сильно качало, мысленно отметил: семь балов, не меньше. Было ощущение, что меня от морской воды отделяет тонкая обшивка металла, немного толще консервной банки. Это ощущение усиливало и то, что обшивка была ледяной, и мне приходилось постоянно поворачиваться с боку на бок, чтобы не закоченеть. Корма погружалась в глубину, рокот винта за бортом урчал низкими, басовыми тонами, сопротивляясь упругой морской воде. Килевая качка задавала ритм, то поднимая нос корабля, и тогда корма погружалась, глубоко уходя в воду, винт натружено хрипел, то опуская нос корабля в воду, и тогда винт, вырываясь из воды, звонко жужжал, напоминая звуки бытового вентилятора. Качка усиливалась. Под эту ритмичную, почти органную музыку, то на низких, то на высоких аккордах, я крепко заснул. На меня качка действовала как хорошее снотворное, я не страдал морской болезнью.
Проснулся я от тревожного голоса в репродукторе:
— Срочно пассажирам собраться в каюте старпома! Повторяю, срочно пассажирам…
Я спрыгнул с койки, натянул сапоги и вышел из каюты в узкий коридор. Качка была столь сильна, что мне пришлось идти, широко расставив ноги и балансируя, упираясь руками в стенки коридора. Войдя в каюту старпома, я увидел слабо мерцающий иллюминатор, рассвет только начинался. Взглянул на часы, было около восьми, за столиком, привинченном к борту, сидел Иван Артюхов, он поднялся, пожал мне руку, его лицо было бледно, губы сжаты, мне было трудно узнать в нем всегда улыбающегося оператора.
— Не понял, что-то не так? — спросил я. Иван тяжело вздохнул и отдернул полог, закрывающий койку.
Там я увидел сидящую в изодранной одежде Галину, она, обхватив руками колени, трясясь всем телом, с распухшим лицом в кровоподтеках и ссадинах, с заплывшим глазом, слипшимися волосами, посмотрела на меня, застонала и, жалобно всхлипывая, пыталась что-то сказать, но я ничего не понял из ее слов. Запекшийся рот не давал возможность говорить. Рукой дала знак, чтобы задвинули полог. У меня подступил комок к горлу: