Обнаженная тьма
Шрифт:
Долго вытиралась, долго причесывалась, почти с наслаждением ощущая чугунную тяжесть усталости, медленно распространявшуюся по телу. Спать, только спать!
Включила свет в своей комнате и застыла на пороге. Так и не нашлось сил войти сюда утром – господи, да, кажется, век с тех пор прошел! По-прежнему смято покрывало, по-прежнему валяется на полу зеленый шелковый халат. А это что такое на светлой шелковой обивке? Что за пятна?!
Ростислав. Ростислав. Ох, какое у него было лицо там, на лестнице… Странно: ведь он мог бы положить их с Владом двумя выстрелами в упор. К примеру, если пистолет с глушителем, никто ничего не услышал бы.
Ну, значит, у него был пистолет без глушителя, и он просто не хотел рисковать.
Ростислав – это какое же будет уменьшительное имя? Ростик? Смешно. Наверное, просто Слава. Славка…
Александра положила руку на горло и пошла в комнату Карины. Щелкнула включателем бра. Постояла минуточку, водя глазами по сторонам и собираясь с силами, потом решительно сдернула плед. Надо лечь в постель сестры, не то опять не выспится. А выспаться надо, потому что иначе не выдержать всего этого бреда, вдруг навалившегося на нее. Ну, не хотел Влад быть с ней, ну и что, ну разве обязательно ему устраивать такую идиотскую сцену, чтобы избавиться от этой «приятной» перспективы?!
Нет, не думать, не думать.
Александра аккуратно сложила плед, отвернула уголок одеяла, подняла подушку, чтобы взбить… и почувствовала, что дыхание комом стало в горле.
Под подушкой лежала маленькая цветная фотография. Карина сидит, положив голову на плечо молодому человеку. Лицо у нее какое-то странное, не то встревоженное, не то счастливое, сразу и не определишь. А мужчине ситуация, похоже, не доставляет большого удовольствия. Улыбка деревянная, брови нахмурены. И вдобавок он получился чуть не в фокусе, как будто дернулся в самый момент съемки. Может быть, хотел отвернуться, спрятать лицо, да не успел?
Впрочем, изображение смазано не так уж сильно: Александра с первого взгляда узнала Ростислава.
Замерло сердце.
– Вот оно что… – сказала тупо, не понимая, о чем говорит.
И вдруг, не в силах смотреть на эти два лица, которые были так близко друг к другу, резко перевернула карточку.
На обороте жирно написано несколько цифр. Чем это? Похоже, контурным карандашиком для губ! Карина любила именно такой оттенок – цвета сливы. Наверное, это она писала. Номер телефона, что ли? Точно, номер сотового телефона: 8-795-95-00.
Нетрудно было понять, чей это телефон.
– Привет, это я.
– Ну?
– Что – ну?
– Откуда звонишь?
Тяжелый вздох:
– От верблюда по-прежнему…
– То-то мне показалось, будто звонок междугородный!
– Да.
– Ну, что там еще? Чего тянешь?
– Такие дела. Никак не могу их закончить.
– Все те же проблемы?
– Осталась одна.
– Отлично! И что тебя задерживает?
– Да все тот же тип.
– Ну так начни с него, что, тебя учить, что ли?!
– Да это знаешь, какой лось? Скорее, он с меня начнет и мною кончит. Не так все просто, как тебе по телефону кажется.
– Мне по телефону кажется, что ты сам себе проблемы создаешь. Разруби ты этот гордиев узел – и возвращайся, наконец. Неужели не понимаешь, что, чем дольше ты там торчишь, тем больше всяких моральных грузил на себя навешиваешь? Из таких мест надо уходить сразу, немедленно, а ты небось, как Родя Раскольников, волей-неволей таскаешься на то место, где убил старушку-процентщицу.
– Со старушкой вопрос тоже решен…
Ого, сколько усталости в собственном голосе. Нет, нельзя так распускаться, надо взять себя в руки.
– Ладно, батя. Не бери в голову. Я плохо спал, изнервничался, вымотался, как зверь. Лучше скажи, как дела там?
Голос в трубе дрогнул:
– Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы. Все хорошо. Все настолько хорошо, что ты даже не представляешь!
– Ну да, где уж мне, убогому!
– Слушай, спасибо, спасибо тебе. Я так благодарен, что… Я даже не знал…
– Спокойно, батя. Спокойно. Не надо слов. Мне это было нужно так же, как тебе. Все-таки не о чужом человеке речь идет. Передавай ему привет.
– Он о тебе спрашивал.
– Да ты что?! Спрашивал?
– Ну да. Так слабенько: «Где Славка?» Чуть не первые его слова.
– И что ты ответил?
– Что ты скоро вернешься. Возвращайся, сын! Покончи со всем этим и возвращайся.
– Погоди. А что ты скажешь, если я вернусь, не покончив?
В трубке воцарилось молчание. Потом далекий голос осторожно произнес:
– Не понял…
– Да ладно, не слушай меня. Сам не соображаю, чего бормочу. Нельзя концов оставлять, это ежу понятно. Вдобавок у меня появились подозрения, что у сестры запросто может оказать мой фейс.
– Твой – что? Твой кейс?
– Не кейс, а фейс. Лицо.
– Лицо? Изображение? Ты что, сфотографировался с ней на память?!
– Да ты меня, как я вижу, полным идиотом считаешь? Не фотографировался я с ней на память, успокойся! Но… знал бы ты, как по-дурацки складываются обстоятельства! Я и так практически не спускаю глаз с нашей проблемы, а в самый последний момент ситуация вырывается из рук.
Ему было слышно тяжелое дыхание старика.
– Эй, как там твоя астма?
– Все мое ношу с собой. Да плюнь, о чем мы говорим? Сейчас главное – ты. Слушай, конечно, мне легко отсюда советовать, но…
– Но?
– Знаешь, говорят, тюремщики за время долгого общения иногда привыкают к своим жертвам и даже начинают их жалеть. Понимаешь, о чем речь?
– Понимаю. Но я ведь не тюремщик – я палач. А у палачей, как правило, нет времени привыкнуть к человеку, которого требуется прикончить. Вжик – и готово. Как говорится, мой меч – твоя голова с плеч.