Обнаженная тьма
Шрифт:
– Нет, – сказала Александра с излишней, наверное, поспешностью. – Шампанского я не буду. Не обижайтесь, у меня на него аллергия.
– Видел я вчера вашу аллергию, – буркнул Влад, повесив голову, и в голосе его звучала такая мальчишеская, детская обида, что Александре стало стыдно.
Нет, ну в самом деле, не обязательно же напиваться до положения риз, как вчера! Махнула рукой:
– Ладно, наливайте. Только чуть-чуть.
Кстати, умные люди говорят, что если поешь перед тем, как выпьешь, то опьянеешь не так скоро.
Александра наколола на вилку пельмень, сунула в рот.
– Вкусно?
– Да, но только…
– Несоленый? – усмехнулся Влад. – Извините. Это ужас какой-то, до чего я забывчивый. Постоянно забываю посолить! Вообще-то в моем теперешнем состоянии мне следовало бы скорее пересолить эти несчастные пельмени…
Александра вытаращила было глаза, но тотчас торопливо отвела их, почувствовав, что краснеет. Да, вот это, называется, откровенность! Все-таки пересаливает обычно тот, кто влюблен, – во всяком случае, так гласит народная мудрость. Могут слова Влада считаться объяснением в любви или еще нет? Пожалуй, нет, ведь все-таки он не пересолил пельмени, даже вовсе не посолил их!
Вопрос: огорчает это Александру или нет? Или она все-таки предпочла бы есть пересоленные пельмени?
На вопрос ответить не удалось, Влад сбил ее с нужной мысли, торопливо сказав:
– Но в солонке соль есть, так что вы присаливайте, пожалуйста, присаливайте.
Александра потянулась взять солонку – и громко ахнула, когда в нее вдруг упала увесистая капля.
Мгновение Александра и Влад тупо смотрели, как соль превращается в жидкую кашицу, а потом разом задрали головы к потолку. Он на глазах синел, темнел, как бы набухал, покрывался каплями, которые одна за другой срывались и звучно падали на стол. Через несколько мгновений хлынул настоящий дождь.
– Что это? – в ужасе крикнул Влад, срывая с плиты широкую кастрюлю, еще курившуюся пельменным паром, и поднимая ее над головой. Капли громко зашлепали в воду. – Что это такое?!
– У соседей прорвало трубу! – испуганно ответила Александра, мечась взглядом по столу и не находя подходящей емкости.
– Держите! – Влад сунул ей свою кастрюлю, выскочил в коридорчик и через мгновение вернулся с большим эмалированным тазом. Поднял его на вытянутых руках – и сморщился, такой вдруг начался грохот.
– Это ерунда! – воскликнула Александра, тоже страдальчески морщась. – Надо бежать наверх, к соседям! У них светилось окно, когда мы шли, значит, они дома!
Влад не глядя брякнул таз на стол – что-то жалобно зазвенело, опрокинулось, раздавленные помидоры брызнули во все стороны красными ошметками, но он, ничего не замечая, вылетел из кухни.
В то же мгновение донесся жалобный вопль:
– А здесь-то! Здесь!
Александра сунула свою кастрюлю на стол и побежала к нему, мимоходом отметив, что в коридорчике тоже начался дождь.
Но уж где хлестало всерьез, так это в комнате!
Мокрый Влад метался туда-сюда, зачем-то пытаясь отодвинуть от стен книжный стеллаж и тумбочку с видеомагнитофоном. С монитора падали кассеты, он их подбирал, заталкивал под стол, чтоб хоть их не заливало. Одну зачем-то сунул за пазуху. Александра заметила, что это «Воздушная тюрьма», которая не «Воздушная тюрьма», – и поняла, что Влад совершенно потерял голову, если начал спасать самое никчемное из всего своего имущества.
– Бегите же к соседям! – закричала Александра, но Влад как бы не слышал, и тогда она сама выскочила в коридор.
Даже сейчас, даже в таком состоянии полной перебаламученности чувств и мыслей, в каком она находилась, Александра ощутила, как сжалось сердце при виде мрачного запустения, царившего на площадке и на лестнице. Да это настоящий дом с привидениями! Стараясь не оглядываться на сгусток тьмы у дверей подъезда, убеждая себя, что это просто тень, а вовсе не затаившийся вурдалак, понеслась вверх по разноголосо скрипящей лестнице. Было полное ощущение, что она бежит по клавишам расстроенного органа.
Наверху так же кошмарно, так же заколочены двери рейками, да и не забитая дверь выглядит не лучше, торчат клочья ваты из-под рваной обивки, так что кулаки Александры, когда она заколотила в дверь, то и дело попадали по голому дереву:
– Откройте! Скорее откройте!
Тихо. Никто не подходит.
Она припала ухом, прислушалась. Тихо-то оно тихо, но не совсем. Определенно слышно, как журчит и плещется вода, падая с высоты.
– Откройте!..
Никакого ответа. Александра в изнеможении вздохнула, забрала под гребенку растрепавшиеся влажные волосы – и вдруг обернулась, словно ее толкнули в бок.
На шаг позади стоял высокий мужчина в черном, с непокрытой головой, и мрачные тени играли на его худом, костистом лице с темными провалами глаз.
Никуда она, между прочим, не пошла. Забежала в соседний двор и затаилась там за деревянной горкой, украдкой выглядывая, и выглядывала так до тех пор, пока бордовый «Форд», нервически переваливаясь, не выехал со двора. Сквозь зеркальные окна ничего не было видно, однако Карина не сомневалась, что Женя и Олег так и зыркают глазами вокруг. И она быстренько встала по стойке «смирно» за своим укрытием, подобрав даже полы плащика, чтоб не развевались. Хоть и знала, что увидеть ее невозможно, а все-таки береженого бог бережет.
Странно: откуда-то взялось ощущение, что она только что избежала не вульгарного шантажа, а очень серьезной опасности – чуть ли не серьезнее, чем вчерашняя! И навлекла на себя эту опасность сама Карина – ляпнув от избытка дерзости про лавандовую воду. Женька Полозова, сразу видно, не в курсе дела, но Олег-то сразу сделал стойку.
Что же это за вода такая? Лавандовая вода… ну, парфюм, ну и что? Самой Карине не особенно нравился запах лаванды, однако находились люди, которые от нее просто-таки с ума сходили. Нет, не Петров, конечно, – от него вчера разило только перегаром, табачищем и потом разохотившегося самца. И не Иванов – насколько смогла Карина определить, он вообще не употреблял никаких парфюмов-вод-одеколонов, от него пахло просто чистотой, сильным, живым мужским духом. И все же – лавандовая вода!