Обнаженные Розы
Шрифт:
Я не могу это контролировать. Никак. Ну, точнее могу. Но, только в одну сторону.
Я могу постараться увидеть чье-то воспоминание. И иногда у меня получается.
Но главная проблема заключается не в этом.
Трудно поверить, но к этому всему можно привыкнуть.
Точнее можно было бы, если бы не одно "но".
Воспоминания, которые я вижу, чаще всего самые запоминающиеся для тех людей, которым они принадлежат.
Это воспоминания с самыми сильными, пережитыми эмоциями.
Именно
Именно такие надолго остаются в моем сознании и потом мучают периодическими, внезапными приступами.
И хорошо если я увижу и переживу чей-то день рождения.
Чью-то свадьбу, чей-то выпускной, чье-то повышение, чей-то триумф.
Но человеческая природа такова, что лучше и крепче всего люди запоминают плохое.
Самое плохое. Самое ужасное. Самое отвратительное.
Как раз то, что они стремятся или забыть, или скрыть.
События, которые вызывают самые негативные эмоции.
Страх. Ревность. Ужас. Зависть. Ненависть. Злость.
Скандалы. Драки. Ссоры. Месть. Предательства. Убийства.
Да. Как, вы наверное догадались, именно последнее в буквальном смысле моя головная боль.
Я вижу их не то, чтобы часто. Но достаточно не редко, чтобы они пропитывали мое сознание. Укоренялись там.
Чтобы возвращаться вновь и вновь.
Когда такое происходит, я вновь и вновь могу переживать с кошмарными подробностями все то, самое мерзкое, пугающее и отвратительное, на что способна тёмная сторона человеческой сущности.
Часто мои видения врываются в мои сны.
Я не редко просыпаюсь по ночам, в поту, с лихорадкой, преисполненная ужаса от того, что я увидела.
Ведь, все, что было в видении, скорее всего правда.
И наконец самое гадкое.
Есть воспоминания, которые остаются со мной. Усиливаются. Повторяются. Чаще и чаще. Снова и снова.
Доводя меня до состоянии истерики и панического ужаса.
И заканчивается это кошмар только лишь тогда, когда жертва чье воспоминание терзает меня, отомщена, а ее убийца понес наказание.
Я не знаю, как это объяснить. Но это не совпадение.
И другого способа избавиться от таких воспоминаний нет.
По крайней мере я его не знаю.
А что касается метро.
То, не трудно догадаться, что шансы увидеть десятки и даже сотни чужих воспоминаний в местах скопления человеческих масс равны почти ста процентам.
И если в школе можно в конце-концов привыкнуть, тем более, что особо страшных видений я там не видела, то метро дело кардинально другое.
Вы знаете, что каждый человек, примерно 4 раза в своей жизни проходит мимо убийцы?
Вранье.
В метро их десятки, если не сотни. Не верите? Кривитесь?
А что вы знаете о тысячах людей, которых ежедневно видите в метро?
Кто-то нечаянно сбил ребенка на машине. Кто-то в детстве насмерть замучил кошку.
Кто-то в ссоре зарезал жену или из ревности убил соперника.
А есть те, кому это нравиться. Кто получает от чужих мучений, страданий и боли истинное наслаждение и сексуальное возбуждение.
И, вы уж извините за прямоту, но любой из них, вполне мог бы ехать с вами в одном вагоне метро, даже стоя совсем рядом.
Но вы никогда ничего не узнаете. Разве, что из новостей.
Или, упаси вас бог, увидите истинную сущность человекообразных монстров, чего я вам искренне и от души желаю избежать.
В метро я все-таки спустилась.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 2 июня.
Сигарета вяло тлела в пепельнице. Медленно истекала вьющимся дымком.
По кабинету начальника Уголовного Розыска Управления внутренних дел города Москвы, расплывался сухой и горький табачный запах.
Генерал Савельев, Антон Спиридонович, рассматривал сделанные на месте последнего преступления снимки.
– Сколько ей было лет?-спросил он глядя на фотографию.
– Восемнадцать.-Стас смотрел в стол, не мог себя заставить смотреть на Савельева.
– А другим?
– Первой тоже восемнадцать.-ответил Корнилов.-А второй пятнадцать.
– Первой, второй.-хмыкнул Савельев.-Ты хоть фамилии их помнишь?
– Богуслава Мартынова и Яна Долгобродова.
Стас посмотрел на генерала. Тот поднял взгляд светло-голубых, пронизывающих, жестоких глаз.
– Я помню их всех.-ответил Стас.
– Хорошо.-проговорил Савельев и кивнул на фотографию.-Мать Богуславы Мартыновой, первой жертвы, вчера порезала себе вены. Сейчас в реанимации.
Стасу показалось, что запах табака в кабинете стал горше.
Он начал царапать горло и слегка печь в глазах.
– Мы делаем всё возможное.
– Я знаю, Стас. Нужно сделать больше.
Корнилов закрыл глаза.
– Знаю.
– Что по уликам?
Стас стиснул зубы, как от боли.
– Чисто, как в операционной.
Савельев глухо промычал, вздохнул. Отложил папку с фотографиями.
Наклонился вправо, достал из ящика стола свернутую в трубку газету.
– Полюбуйся.
Стас взял у него газету. Это был свежий выпуск "Ежедневного обозревателя".
На первой полосе крупными, жирными буквами красовалось:
"Очередная жертва Романтика"
А ниже, чуть меньшим шрифтом: "Что предпримет полиция? Как долго мы ещё должны бояться за своих дочерей?"
– Они дали ему прозвище.-Аспирин взял затушил тлеющий окурок в пепельнице.