Обними меня на рассвете

Брэдли Шелли

— Ты не помешаешь мне убедить Брэма, что я могу быть полезной в борьбе.

Лукан нахмурился, словно она сошла с ума.

— После того, что Матиас сделал с тобой? Зачем? Ты все еще исцеляешься.

— Мне уже лучше, — возразила она.

— Это чушь собачья. У тебя усталый вид. Ты собираешься солгать и сказать мне, что тебе не снятся кошмары, Анка? Я знаю тебя…

Он всегда будет знать ее, и один неоспоримый факт заключался в том, что она часто испытывала стресс в своей жизни и разыгрывала его в ужасных деталях в своих снах. Лукан не сомневался, что ее мучают кошмары.

Или что она избегала спать из-за них.

— Со мной все в порядке.

— Не в порядке, — прорычал он. — Это же очевидно. Почему ты думаешь, что сделаешь что-то большее, чем подвергнешь себя — и остальных из нас, пытающихся спасти тебя — еще большей опасности?

Это был справедливый вопрос, но она отказалась отступать.

— Я уже не та женщина, какой была когда-то.

Лукан сжал массивные кулаки.

— Ясно.

Он пытался сдержать гнев. Анка не раз наблюдала подобное поведение во время их спаривания. Она прикусила губу, чтобы сдержать горько-сладкую улыбку. Как же ей не хватало его лица и всех тех выражений, которые она так хорошо знала. Если Брэм не позволит ей присоединиться к Братьям Судного дня, увидит ли она их снова?

Отчаяние пронзило ее грудь тяжелой болью. Было бы неразумно предполагать, что она забудет столетие счастья всего за несколько месяцев. Даже трагедия и насилие не могли уничтожить любовь.

— Мне нужно идти.

Анка не могла больше смотреть на него и думать, что это в последний раз.

Но когда она повернулась к дому Брэма, то увидела знакомого великана с узкими бедрами, неторопливо идущего ей навстречу. Шок. Он был одет в черную кожу сверху донизу, как кто-то из мотоциклетной банды или фетиш-клуба. Козлиная бородка обрамляла его полный рот и квадратный подбородок. Темные очки скрывали его непроницаемые глаза. Она без сомнения знала, что он пристально смотрит на Лукана.

Ее бывший супруг перенес вес на носки, явно испытывая зуд от любой причины, чтобы ударить Шока.

— Зачем ты здесь?

Это был закономерный вопрос, учитывая тот факт, что Шок, предполагаемый двойной агент Братьев Судного дня, в последнее время не раз вел себя как правая рука Матиаса. Шок стал естественным помощником злого волшебника, поскольку Дензеллы уже давно были сторонниками Матиаса. Именно в его роли предполагаемого информатора и члена Братства Судного дня все сомневались. Несмотря на то, что она жила с ним, даже Анка не знала точно, на чьей стороне его преданность. Она старалась не думать о том, что ее любовник помог ее насильнику разорвать магический мир на части, но игнорировать эту возможность становилось все труднее и труднее.

Черная бровь Шока изогнулась над темными стеклами очков.

— Думаешь, мне нужно твое разрешение, чтобы быть здесь?

Лукан колебался. Анка не думала, что это возможно, но его тело стало более напряженным.

— После того, как на прошлой неделе ты утащил Тайнана и отвел его к своему боссу, а потом бросил, у тебя есть чертова наглость показаться на глаза.

— Ты мог читать мысли Тайнана?

Нет, но Шок мог. И все знали, что, вернувшись в магический мир несколько месяцев назад, Матиас убил Орофу, любовь всей жизни Тайнана.

С тех пор у волшебника появилось желание умереть. Шок не сделал ничего, кроме как помог Матиасу сделать это.

В ночь смерти Тайнана Шок еще глубже погрузился в бутылку. Учитывая глубину его мрачного настроения, Анка была удивлена, увидев, что он вообще выбрался.

— Ты мог бы спасти его, — прорычал Лукан. — И не сделал этого.

— Ты думаешь, Тайнан поблагодарил бы меня, если бы я это сделал?

Шок скрестил руки на груди и ждал, когда Лукан уступит. Этого никогда не случится. Эти двое всегда были как масло и вода. Она глубоко заботилась о них обоих. Теперь, как всегда, разделенная преданность разрывала ее изнутри.

— Я ухожу.

Она резко отвернулась от мужчин.

— Куда ты идешь? — потребовал ответа Лукан, хватая ее за руку, его хватка обжигала все тело, успокаиваясь с нежной болью прямо между ног.

Шок захватил другую в такой же крепкой хватке:

— Где ты пропадала?

Они оба были агрессивны, требовательны. Она знала, что лучше не дергаться. Один — или оба — сделают все, что в их силах, чтобы удержать ее, пока не получат ответы.

— Я здесь, чтобы поговорить с Брэмом. Отпустите.

Она сердито посмотрела на них обоих.

Лукан вздрогнул и с проклятием отдернул руку. Удовлетворенный, Шок медленно разжал пальцы на ее запястье. Анка знала, что если она повернется к ним спиной, то очень скоро они начнут спорить — с магией и кулаками. Ни один из мужчин больше не был ее обязанностью. Глядя на магическую подпись Лукана, она видела, что он был полон энергии, и задавалась вопросом, кого он брал в свою постель, чтобы генерировать ту, убивая ее. Если она задержится, чтобы обдумать этот вопрос подольше, то расплачется.

Несколько дней назад она ушла от Шока. Вероятно, это был первый раз, когда он был достаточно трезв, чтобы заметить ее отсутствие. Что-то грызло его, и он не хотел делиться этим с ней. Она хотела помочь ему. Видит Бог, она была в долгу перед Шоком. Но она больше не могла с ним жить. Хотя он давал ей защиту и время от времени энергию, в которой она отчаянно нуждалась, во всем остальном они медленно убивали друг друга.

Анка снова повернулась к дому, на этот раз увидев Брэма, шагающего к ним с мрачной целеустремленностью в проницательных голубых глазах. Одним взглядом он окинул всю сцену. Его рыжевато-каштановые волосы развевались на ветру, взъерошивая пряди совершенно нехарактерным для него образом. Он был так сосредоточен, что ничего не замечал.

— Шок?

Предводитель Братьев Судного дня остановился перед другим волшебником, приподняв вопросительно бровь:

— Какого черта ты здесь?

Очевидно, Шок не был популярен среди Братьев Судного дня. С другой стороны, он никогда таким не был. Ему никто не доверял. Анка сделала это только потому, что он так долго хранил ее ужасную тайну — так же, как она хранила его. Она всегда знала, что если один из них сгорит в огне, то они, скорее всего, пойдут вместе.

Ухмыльнувшись проявленному высокомерию Брэма, Шок сделал вид, что не заметил нетерпеливого выражения лица другого волшебника.