Обними. Поклянись. Останься
Шрифт:
— А он о тебе спрашивал, между прочим. Всё сокрушается, что Вареньку давно не видел. Я тоже вот соскучилась.
Ну да. Теперь, когда моя девочка подросла и стала проявлять желание к познанию всего интересного, о ней сразу все вспомнили. Варя тут же стала «любимой внученькой». Только что-то я не могла припомнить этой пылкости в день её рождения.
— Оль, снова с Даной болтаешь, а меня не зовешь? — послышалось на заднем плане. — Просила же по-человечески.
Мамины оправдания утонули в старческом ворчании. Добродушном, между прочим. Моя бабуля была самой доброй и отзывчивой женщиной в мире. Раньше я не понимала,
— Дану-у-усь? — засопели тяжко в трубку, постукивая по полу тростью. — Девочка моя, как ты?
Вот тут моя выдержка дала слабину. Шмыгнула носом, посматривая на настенные часы, и растянула губы в счастливой улыбке.
— Лучше всех! — доложила, выпрямив спину.
— А Варенька?
— Орудует паяльником так, что все мальчишки завидуют.
— Пускай и мне чё-нить смастерит. Похвастаюсь потом на улице.
— Обязательно передам. Будет тебе на восьмое марта презент.
— Лишь бы дожить до этого восьмого марта. Оль, ты так и будешь стоять над душой? Иди, на стол лучше накрой, обед скоро.
Мама и рада была погреть уши, слушая наши сплетни, но бабушка у меня молоток, знает, кто чем дышит в семье. Быстро устранила помеху.
— Алё, Данусь, — занервничала, оставшись одна, — как там Игнат? Смотри, если буянит — сразу бросай его к чертовой матери. Ты и так уже настрадалась из-за одного козла, не хватало ещё второго терпеть. Знай, тут есть дом, в котором тебе всегда рады. Не калечь свою жизнь из-за отца. Пускай он упрямый баран, ставит гордость превыше всего, но ты-то у меня другая. Возвращайся, Данусь? И мать тебя ждет, и я. У них языки в одном месте застряли, боятся признаться, а я, ты ж знаешь, всегда говорю правду.
— Ба… — слезы предательски сдавили глотку. Так, спокойно. Вдох-выдох. Всё хорошо. — Ты же знаешь, да?
— Знаю, — вздохнула, прекрасно всё понимая. — Но я так же знаю, что ты не обязана с ним жить. На нем одном свет клином не сошелся.
— Так и есть, но… только он один принял меня с ребёнком.
— Принял? Ты не знамя, чтобы тебя кому-то передавать или принимать. Человек или любит, или нет. И плевать, сколько у его любимой детей. Ты не обязана быть с ним только из-за возможности сбежать из дому.
— Бабуль, это не из тебя пили кровь на протяжении двух лет. Не от твоего ребёнка отвернулись. Разве человек не имеет право на второй шанс? Разве они никогда не ошибались?
На том конце провода одни лишь вздохи. А мне мало их. Ма-ло! Я никогда не вернусь в семью, из которой меня едва ли не выгнали в свое время. Да, время лечит, люди учатся прощать, только как быть с памятью? Это Варя ни черта не помнила, и с радостью бежала к оттаявшему дедушке, я же ничего не забыла. Возможно, будь мне шестьдесят пять, я бы иначе воспринимала причиненную мне боль, но пока мне было только двадцать три и единственное, что я смогла вынести из этой жизни — это то, что самый болезный удар мы получаем от близких нам людей.
— Что я могу сказать? Ничего нового ты всё равно не услышишь. Я просто хочу, чтобы вы с Варей были счастливы. А Игнат… Дана, не внушает мне он доверия. Я боюсь за тебя, ещё и сон ночью плохой приснился.
Я звонко рассмеялась.
— Ба, он владелец обычного
— Дай Бог, родная. Пускай ценит тебя, уважает. И ты цени его. Любите друг друга, живите в мире — мне большего и не надо.
Для меня общение с ней было, как бальзам на душу. Она всегда поддерживала и оберегала меня, и я не хотела преждевременно расстраивать её подозрениями насчёт Игната.
Попрощавшись, я вернулась к обслуживанию покупателей и как раз вовремя, потому как посетителей во второй половине дня всегда становилось больше.
Не жаловалась. Это родителей плющило оттого, что Игнат так и не пристроил меня в своем автомагазине, лично меня всё устраивало. Чем меньше я зависела от окружающих меня людей, тем здоровее была моя психика. Да и не видела я себя среди автомобильных запчастей, считая это дело чисто мужским занятием. Чего нельзя было сказать о работе продавцом в кондитерском магазине.
В одночасье это была и моя детская мечта, и проверка на стойкость духа. Столько сладостей вместе я не видела за всю свою жизнь и признаюсь, это было ещё то испытание для моей «отзывчивой» талии.
— Наконец-то, — зашипела Тоня — напарница и по совместительству — самая лучшая подруга в мире. — Катюха уже несколько раз прашивала, куда ты запропастилась.
— Извини. Думала обойтись двумя минутами, а получилось как всегда. Спасибо, бабушка выручила.
— Опять чихвостили?
Я принялась распаковывать ящики с печеньем, стараясь поскорее избавиться от неприятного осадка.
— Мне кажется, это их главное призвание в этой жизни. Им нереально угодить, Тонь. На этот раз пристебались к Вариному хобби. Ничего нового.
Когда наплыв покупателей увеличился, Тоня перешла на торты, а я встала на конфеты. Говорить не было возможности, тем более, что в зале была установлена видеокамера и за подобную халатность могло прилететь по шапке.
После пяти вечера стало более свободно. Народ схлынул, купив самое необходимое по пути с работы. Магазин работал до шести и оставшееся до закрытия время мы зачастую тихо беседовали, смакуя с чаем какую-нибудь сладость.
— А что это Варя не пришла после садика? — Пока я опускала металлические роллеты, Тоня закончила возиться с ключами и теперь ожидала меня с вещами возле запасного выхода.
— Она сегодня у матери Игната осталась. Я так и не поняла, откуда взялась эта идея. Раньше он никогда не проявлял подобного рвения, а тут прям сам предложил, сам отвез.
— Надеюсь, Денисовна обрадовалась?
— Она хорошая, Тонь. Иногда бывает резка, но это мелочи. Конечно печалится, что у меня не получается забеременеть, но и надежды не теряет. По сравнению с моей матерью ей стоит вручить медаль за веру в меня. Знаешь, не каждая мать смирится с подобным выбором сына.