Обновленная земля
Шрифт:
В гостиной движение.
Приехал Грюн, длинный, худощавый мужчина с огромными, далеко отстоящими от головы ушами, которые Блау назвал «необрубленными», потому что верхние края их не сгибались к ушной раковине, а плоско торчали в пространстве.
Мать Эрнестины встретила остряка приветливым укором:
– Почему так поздно?
– Поздней никак не мог! – с юмором ответил он. Гости, слышавшие эту фразу, рассмеялись. Но лицо юмориста мгновенно омрачилось: в гостиную вошел Блау. Это был человек лет тридцати, среднего роста, с гладко выбритым
– Я был в оперетке – заявил он на первом представлении. И после, первого акта ушел.
Сообщение вызвало заметное оживление. Дамы и мужчины окружили Блау, который докладывал:
– Первый акт сверх всякого ожидания не провалился.
Фрау Лашнер властно крикнула мужу: «Морис, я хочу завтра же смотреть ее».
Блау продолжал:
– Друзья либреттистов прямо в восторге…
– Так хороша оперетка? – спросил Шлезингер, доверенный барона Гольдштейна.
– Напротив, так она плоха – пояснил Блау – друзья авторов тогда только радуются, когда пьеса плоха.
Сели за стол. Большая столовая едва вмещала собравшихся в этот вечер гостей. В течение нескольких минут звон посуды, стук вилок и ножей совершенно заглушал голоса. Наконец, Блау крикнул через стол своему сопернику:
– Грюн, не кушайте так громко! Можно подумать, что у вас зубы от лихорадки стучат.
– Вернее, от страха за вас, как бы вы не подавились от зависти.
Поклонники Грюна смеялись. Поклонники Блау нашли остроту бледной.
Но внимание гостей было неожиданно отвлечено от остряков. Пожилой господин, сидевший подле г-жи Леффлер, возвысив немного голос, говорил:
– У нас в Моравии положение евреев не лучше. А в маленьких городках евреи прямо в опасности. Немцы недовольны чем-нибудь –о ни бьют у евреев окна. У чехов что-нибудь не ладится – они врываются к несчастным евреям. Бедняки начинают выселяться, но не знают куда, им ехать.
– Мориц, – громко произнесла в это время г-жа Ляшнер, – я хочу после завтра в Бургтеатр!
– Оставь меня в покое, небрежно ответил ей муж. – Д-р Вайсс рассказывает нам, каково там у них в Моравии… фи, как это не хорошо!
Самуил Вейнберг, отец Леопольда Вейнберга, присоединился к разговору:
– Вы как раввин, доктор Вайсс, смотрите на все слишком мрачно.
– Вайсс… Белому все представляется черным – сказал один из остряков.
Острота, однако, прошла незамеченной.
– На своей фабрике я прекрасно себя чувствую, – продолжал Самуил Вейнбергер – В тех случаях, когда у меня затевают скандалы, я прибегаю к содействию полиции, или местного гарнизона. Как только чернь завидит это, она проникается уважением.
– Но ведь это все же печальное положение вещей, – кротко заметил раввин Вайсс. Адвокат, доктор Вальтер, носивший прежде фамилию Фейглсток, заметил:
– Я не помню кто сказал, что со штыками все можно сделать; только усесться на них нельзя.
– Я думаю, что все мы принуждены будем снова носить желтый значок! – воскликнул Ляшнер.
– Или
– Куда? я вас спрашиваю? – воскликнул Вальтер – Разве в другом месте нам будет лучше? Даже в свободной Франции неистовствуют антисемиты!
Д-р Вайсс, бедный раввин из небольшого моравского городка, не знавший в какое общество он попал, нерешительно заметил:
– Уже несколько лет существует движение, – его называют сионистским. Еврейский вопрос решается путем грандиозной колонизации. Все те евреи, которые не могут больше вынести настоящего положения, должны направиться в Палестину, нашу старую родину.
Он говорил совершенно серьёзно и не заметил, что на лицах, окружавших его, стала играть улыбка; он поэтому был страшно ошеломлен, когда при слове «Палестина», раздался дружный хохот. Смех звучал на всевозможные лады. Дамы хихикали, мужчины гоготали и издавали звуки, похожие на ржание. Только Фридрих Левенберг находил смех этот грубым и неприличным по отношению к старику.
Блау воспользовался первой паузой во всеобщем смехе и заявил:
– Если бы в оперетке была хоть одна подобная шутка, было бы отлично!
Грюн крикнул:
– Я буду посланником в Вене.
Новый взрыв хохота.
– И я, и я – вставляли некоторые. Тогда Блау серьезно заметил:
– Господа! Все не могут быть посланниками! Я думаю австрийское правительство не признало бы такого многочисленного еврейского дипломатического корпуса Вы должны подыскать себе иные посты!
Смущенный раввин не отводил глаз от тарелки. Между тем юмористы Грюн и Блау ожесточенно набросились на пригодный для их юмора материал… Они обозревали новое государство и описывали его порядки: в субботу биржа будет закрыта, король станет жаловать «орденом Давида» или «мясного щита» тех, кто имеет заслуги перед отечеством или же на бирже.
Кому же однако быть королем?
– Во всяком случае барону Гольдштейну, – заявил шутник Блау.
– Прошу вас не втягивать в дебаты имя барона Гольдштейна, по крайней мере в моем присутствии, – с презрением протестовал Шлезингер, доверенный знаменитого банкира.
Кивком головы все выразили ему свое одобрение. Блау действительно позволял себе иной раз бестактности; втягивать в дебаты личность барона Гольдштейна…. это было уже слишком… но Блау продолжал:
– Министром юстиции будет доктор Вальтер. Он получить дворянство с титулом фон Файглшток. Дворянин Вальтер фон Файглшток!
Опять смех. Адвокат покраснел за имя своего отца и бросил остряку:
– По вашей физиономии давно не гуляла чужая рука.
Грюн, не менее остроумный, но более осторожный, шептал на ухо своей соседке акростих, начальные буквы которого составляли слово: «Файглшток».
Фрау Лашнер осведомилась:
– А театры там будут? Если нет, то я не поеду
– Конечно, сударыня – ответил Грюн. – И на парадных спектаклях в императорском Иерусалимском театре будет присутствовать весь цвет еврейства.