Обнулись!
Шрифт:
– Еще что-то с собой было?
– Да нет почти.
– А все-таки?
– Полтора скорости. Но для себя.
Вот почему парня потряхивало и качало – отходняки.
– Ясно. Короче, не переживай слишком. Я сейчас выйду – достану тебе хорошего адвоката. Потом расплатишься. От таблеток отмажу, а скорость… посмотрим.
Глаза у Максима блеснули надеждой. Может быть все обойдется? Первый раз, все-таки.
– Ты точно не знаешь ни одного имени?
– Нет, – покачал головой парень. – За все время слышал только одно слово, похожее на фамилию или кличку.
Роман с трудом сдержался, чтобы не показать
– Ну?
– Мангала или… Мандала… или ман…
– Может быть еще скажешь – Манданда?
– Нет, вроде не такая. А что, ты знаешь кого-то с такой погремухой?
– Да, – глубоко вздохнул Роман. – Манданда – вратарь сборной Франции по футболу.
– Нет, не он, – сгорбился Максим, – вряд ли французский вратарь стал бы банчить колесами в Ленинградской области.
Роман даже не удивился такой логике. Ему нужно было подумать над услышанным. Что он узнал? В Волхов из Петербурга ввозят таблетки – подумаешь, велико открытие. Цепляло здесь другое. Либо Максим был конченым придурком, чтобы поверить, будто БАДы нельзя привезти легальным способом, не прибегая к конспирации наркоторговцев, либо это действительно были не колеса экстази, а что-то другое. И вот это возможное "что-то другое" не давало покоя. Слишком часто за последнее время он встречался с таинственными препаратами или их следами.
Но выжать из паренька больше – было попросту невозможно. Не знал он нихрена.
Дверь в обезьянник открылась, молодой сержант с кислой мордой пробурчал:
– Пластинин…
– Что? – ответил Роман, не меняя позы.
– Что, что?! На выход.
Роман был уже в дверях, когда Максим крикнул ему вдогонку:
– Дронов!
Он обернулся.
– Моя фамилия – Дронов.
Роман кивнул. Конечно, он не собирался искать адвоката и помогать парню отмазаться – не в тех он сейчас сам условиях. Да и виноват Максимка. Может быть отсидит, да поумнеет. За то, что обманом и пустыми обещаниями помощи он выцыганил крохи полезной информации совесть Романа не мучила: он его под статью не подводил, дурь в руки не пихал, ментам не сдавал.
В кабинете, куда привел сержант, в молчании сидели майор Беляев и сосед из квартиры снизу, только что доставивший его паспорт.
– Он? – спросил Беляев и кивнул на Романа.
– Да, – ответил сосед.
– Подтверждаете, значится?
– Подтверждаю.
– Свободны, – не поднимая глаз, попрощался майор.
Сосед вышел из комнаты, бросив на Пластинина безразличный сдержанный взгляд.
– Значит так, Роман… – майор Беляев сверился с паспортом, в раскрытом виде лежащим перед ним. – …Павлович. На первый раз я тебя отпускаю. Документы настоятельно советую впредь при себе иметь. Тем более, что ты не местный.
Роман не моргая смотрел на майора.
– Еще раз узнаю, что ты суешься куда не следует, прикрываясь прошлыми званиями – посажу. В этот раз тебе хватило ума не размахивать поддельной ксивой, поэтому и уходишь так быстро, – майор по-прежнему смотрел куда-то в бумаги.
Роман понимал, что ничего серьезного ему впаять не могли. Еще бы, он ведь только на словах представлялся капитаном ФСБ, ну взял на понт доктора – так тот сам дурак, что поверил. Еще можно было бы и халатность тому вменить, если бы ущерб от действий Пластинина хоть как-то поддавался оценке. А так – получил результаты анализов, подумаешь.
– С чем пацана взяли? – решил он воспользоваться представившейся возможность узнать детали из первых уст.
– Ты идиот? – Беляев наконец посмотрел на Романа, точнее, куда-то повыше его головы, словно ни в коем случае не хотел встретиться с ним взглядом. – Ты в своем баре совсем мозги пропил или тебе их на зоне отбили?
– Там девочки при смерти…
– Нет, ну ты посмотри на него, – загавкал стоявший сзади сержант.
Майор цыкнул и тот сразу же замолчал.
– Считай это проявлением моей офицерской солидарности, – Беляев на мгновение все-таки посмотрел Роману в глаза. – Отслужил ты свое, капитан, отслужил. Вещи личные забери и уматывай.
Пластинин забрал кошелек, телефон, ключи и, самое главное, сверток. Его даже не разворачивали. Наверное, прощупали только. Поленились что ли?
На улице его дожидался сосед.
– Спасибо, – протянул ему руку Роман.
– Где мотоцикл? – спросил тот, отвечая на рукопожатие.
– Около дома начальницы оставил.
– Привези до утра. Поставь в гараж. – Мужчина, не прощаясь, направился в темноту ближайшего двора.
Роман сплюнул, достал пачку, закурил.
Сосед остановился, когда его силуэт был едва различим на фоне облепившей все вокруг ночи, сказал:
– Я тут поспрашивал… Забей на все это. Нет на тебе больше погон.
Роман покачал головой. А если он не мог по-другому? Как бросить тех, кому нужна помощь? Что он за человек после этого будет?
Проверил телефон – два пропущенных от Стефании. Не задумываясь о времени, перезвонил. Ему тут же ответили.
– Роман Павлович, у вас все хорошо? – сбивчивым голосом спросила женщина.
– Да, спасибо, были тут небольшие дела.
– Машка… – сказала Стефания и заплакала.
Роман выругался, не желая слышать продолжение фразы.
– Маша очнулась! – с трудом выговорила женщина.
Глава 5. А кто-то теряет…
На такси Роман доехал до дома Стефании, там забрал мотоцикл и направился в больницу. Необходимо было проведать Машку, раз пришла в себя. Наверняка она вспомнит, что именно принимала и почему.
Главное – что сейчас с ней все в порядке. Значит, и Лена Щербинина выкарабкается. Значит, не придется разбираться в химии и фармакологии, изучая записи бандитских ученых четырехлетней давности. Выходит Интеллект повышать пока что нет необходимости. А что тогда? Если его нашли старые знакомые наркоторговцы, то вполне вероятно – придется драться. Не подтянуть ли боевые характеристики?
Вопрос выживания никогда не бывает второстепенным. Может быть, в тир сходить? Вспомнить навыки владения стрелковым оружием, чуть подкачать их. Сколько лет он уже не держал в руках ствол? Скилл все-таки немного просел. Пластинин почувствовал неуверенность. Цифра навыка – это, конечно, хорошо, но тактильные ощущения от прикосновения к пистолету, от сопротивления спускового крючка, громыхание выстрела, запах пороха – ммм… как он по этому соскучился.
Пластинин подъезжал к больнице осторожно, медленно: не мог разобраться в собственных ощущениях и предчувствиях. Что-то новое тревожило его. Слишком много всего случилось, слишком он устал, слишком путались мысли от недосыпа.