Обольститель
Шрифт:
Николь отчаянно захлопала глазами: ответ тренера ошеломил ее.
— Должен принести свои извинения и наезднику, и лошади, — сказал он. — Я был излишне категоричен, ваша светлость. Весьма сожалею, Стоддард, — обратился он к Николь. В голосе его прозвучала нотка уважения. — Представить себе не мог, что вы на такое способны.
— Это все благодаря Кинжалу. Тем не менее, спасибо за высокую оценку. — Она повернулась к Дастину: — Если не возражаете, милорд, я отведу Кинжала в стойло. Ему надо остыть.
— И
— Благодарю, милорд, вы очень добры. — Николь сразу же поняла, что Дастин предоставляет ей послеобеденный отдых главным образом для того, чтобы уладить дела с отцом.
— Вы живете в Тайрхеме? — спросил Раггерт.
— Да, временно, — осторожно ответила Николь. — Лорд Тайрхем был настолько любезен, что позволил мне поселиться в одном из пустующих коттеджей на время подготовки к дерби. Таким образом, у меня остается больше времени для работы.
— А ваш дом далеко отсюда? — снова поинтересовался Раггерт.
Вопрос прозвучал достаточно безобидно, но Николь почувствовала, что по спине у нее побежали мурашки.
— Я живу в Лондоне. — Николь старалась говорить спокойно. — В Ист-Энде.
— О, расстояние до Тайрхема немалое! — сочувственно покачал головой Раггерт.
— Да, вы правы, — ответила Николь, заставляя себя быть вежливой. Она не могла избавиться от чувства недоверия к этому человеку. А вопросы Раггерта просто выводили ее из себя.
Словно почувствовав ее беспокойство, Кинжал принялся нетерпеливо бить копытом о землю.
— Прости, милый, — сказала Николь, похлопав коня по шее. — Мне, наверное, лучше пройтись с ним, милорд. Надеюсь, вы извините меня… — Николь не стала дожидаться разрешения. В конце концов, она отвечает за Кинжала.
«Отец всегда так делал», — напомнила себе Николь полчаса спустя, когда подходила к коттеджу. Сделав глубокий вдох, она повернула ключ в замке.
— Папа, я дома!
Тишина.
Пожав плечами, Николь прошла в гостиную, готовая выдержать натиск. Она сказала Дастину чистую правду: отец не обмолвился с ней ни словом со вчерашнего вечера. Но взгляд, которым он одарил дочь, был красноречивее всяких слов, и, хотя Ник тут же ушел в свою комнату, Николь всю ночь слышала, как он ходит из угла в угол. А она укоряла себя за то, что не смогла скрыть смущения.
Николь заглянула во все комнаты первого этажа и убедилась, что они пусты. Устало вздохнув, она поднялась на второй этаж и, миновав свою комнату, направилась прямиком в комнату отца.
Ник сидел в кресле, устремив в пространство невидящий взгляд. Лицо его выражало скорее задумчивость,
— Папа, ты не заболел?
— Мне нечего тебе ответить, Ники, — пожал плечами Ник.
Страдальческие нотки в его голосе укололи Николь в самое сердце. Она медленно пересекла комнату и опустилась на колени рядом с креслом отца.
— Дастин разрешил мне уйти пораньше, чтобы мы с тобой могли поговорить.
— Что же ты хочешь мне сказать?
— У меня хорошие новости, — сообщила Николь, беря отца за руку. — Мы с Кинжалом прошли дистанцию за две минуты и сорок секунд!
Олдридж оживленно встрепенулся, как и рассчитывала Николь.
— Две минуты сорок секунд? — Ник поднял голову, в глазах его светилось торжество. — Это же на шесть секунд меньше, чем у прошлогоднего победителя!
— Да. И Дастин сказал то же самое.
— Черт меня побери, если ты не выиграешь дерби! — вскричал Ник. — Я знал, я чувствовал это! Я горжусь тобой, Проказница.
— Спасибо, папа. — Николь выдержала взгляд отца. — Но это твоя заслуга. Если я когда-нибудь лишусь твоей поддержки, я просто не буду знать, что делать.
Темная бровь выгнулась дугой.
— Ты ведь считаешь себя очень хитрой, не так ли? Хочешь обвести меня вокруг пальца, как своего упрямого жеребца?
— У меня нет такого намерения. Если не считать лошадей, я в жизни своей никого не обвела вокруг пальца. У меня на это ума не хватит. Мне просто очень хотелось поделиться с тобой этой новостью. К тому же это был отличный повод заставить тебя заговорить, хоть ты гораздо упрямее Кингсли. Накричи на меня, если хочешь, но не воздвигай между нами стену. Я этого не вынесу.
— Накричать! Видали? Если бы все было так просто… — Ник вздохнул. — Когда тебе было три годика и ты играла рядом с лошадьми, я сердился. Когда тебе было пять лет и ты без разрешения забралась на спину лошади, я кричал. Когда в десять лет ты просидела всю ночь в экипаже, надеясь сопровождать меня на скачки в Манчестер, я наказал тебя. Но сейчас тебе двадцать, Ники. Ты взрослая женщина. Я не имею права кричать на тебя. Но пойми, мне больно видеть, что моему ребенку грозит опасность, а я не имею возможности спасти тебя!
— Мне ничего не грозит, папа.
— Да что ты говоришь? Ты все сильнее увлекаешься человеком, для которого все это просто игра, развлечение, не больше. А ты готова заплатить за это слишком дорогую цену. Я имею в виду не только твою невинность, но также твои сердце и душу. Если ты посвятишь себя кому-нибудь, то целиком, без остатка. И дай Бог, чтобы этот кто-то оказался достойным человеком.
— Он достойный человек.
— Откуда такая уверенность?
Николь пристально посмотрела на отца, и вдруг в ее мозгу молнией вспыхнула догадка.