Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
— Прррравильно! — каркнул ворон. — Грррррримуэль!
— Да не будет там никакого Гримуэля, — огорчила его Диана. — Пошли уже! Будет время позагорать.
— Когда? — захныкала Фиона.
— В морге! — огрызнулась Диана.
— Погоди, — сказал я. — Вон, идёт кто-то…
К нам приближалась Яйцерина. Как я понял, что это она — ума не приложу. Большая её часть скрывалась за каким-то тряпьём. Когда она подкатилась ближе (уже не летала, видать, прошла любовь — завяли помидоры), оказалось, что тащит простыни. Чистые белые простыни из дома Яйцерика.
— Здравствуйте, —
— Нужна, — кивнул я. — Спасибо.
— Вот… — Яйцерина, порозовев, положила простыни на коврик Фионы. Та задумчиво повиляла хвостом.
— Как там яйцекраты? — спросил я.
— О, они… Они больше не хотят быть яйцекратами. Они пришли в ужас, когда поняли, как много яиц уничтожили. Яиц, из которых могли вывестись Птицы! Но всё же Птицы простили их и не стали карать. Папа показал им, как жить правильно, они теперь возвращаются в свои дома, или строят новые.
— Ясно, — сказала Диана. — А с нами-то как? Мир-дружба?
— Да. Я вела себя глупо, — сказала Яйцерина. — Смит Гладкое Яйцо был грубым и жестоким яйцом. Я хотела сказать спасибо тебе, Костя Старательное Яйцо, за то, что пришёл мне на помощь. Прости, что не сказала этого раньше.
Она говорила как-то крайне бесяче, нараспев, покачиваясь в такт словам. Будто религиозная фанатичка. Типа Элегии. Бр-р-р!
— Всё рррравно дурррра, — сообщил ворон, который гулял по пляжу, периодически чего-то там выклёвывая среди камней.
— Права ваша птица, — грустно вздохнула Яйцерина.
— Да ладно, — махнул я рукой. — Ну, психанула, перенервничала — с кем не бывает. Ты скажи лучше, нас сейчас к порталу-то пропустят, нет?
— Конечно! — воспрянула духом Яйцерина. — Я ведь теперь — Королева-Яйцо, они сделают так, как я прикажу.
— А? — только и спросил я.
— Так меня назвали бывшие яйцекраты, а яйцеверы согласились. Птица оделила меня особым вниманием, снеся мне яйцо. И теперь я — почётное яйцо этого Яйца.
Тут уже даже у меня мозг начал кончаться, и я, для виду покивав, взял первую попавшуюся простыню. Она была маленькой — только-только вокруг пояса завязать. Другую я накинул на плечи, типа плаща. Ну вот, уже можно в цивилизованный мир сунуться. У нас летом некоторые по улице так и ходят, вообще не парясь.
Фиона и Диана тоже нацепили на себя по две простыни. Пистолет у меня Диана забрала, прикрепила к своему одеянию. В правой руке сжала смартфон.
— Ну, пошли?
Мы и пошли. Яйцерина предводительствовала. Вслед за ней мы покинули пляж, оказались в деревне. Цыплёнок сидел возле дома Яйцерика и доклёвывал червяка. Курицы не было — улетела, видать. Вообще, всё выглядело, как в мультике: вот только-только кругом разруха, ад, кровища и дерьмище, и вдруг — бабах, все уже радуются, а вокруг — чистота. Дом Яйцерика словно помыли. На земле ни следа скорлупы, белка и желтка. Всё стало, как до недавнего побоища, разве что яиц ощутимо прибавилось. Все они смотрели на цыплёнка, а цыплёнку было на всех одинаково плевать.
— Как только крылышки окрепнут, он улетит к другим Птицам, —
Но её тут же обрадовал чисто вымытый малыш-Яйцерик. Он выкатился из дверей дома и с криком: «Мама!» — понёсся к ней.
— Да-да, маленький, мамочка скоро, — проворковала Яйцерина. — Подожди немного, я только провожу наших гостей. Хорошо?
— Холосо, — пробубнил недовольный ребёнок и вернулся в дом.
Все встречные яйца кланялись Яйцерине. Вернее, наклонялись перед ней — ну, уж как умели. В такой вот торжественной атмосфере мы покинули деревню яйцеверов. Спустились по тропинке на бывшее лежбище яйцекратов. Там и сейчас были яйца, но уже не сидели без толку, ожидая прихода, а деятельно суетились. Из земли, подчиняясь каким-то неведомым нам яичным силам, росли холмы в форме яиц, которым предстояло вскоре сделаться яичными домами. Некоторые уже выросли, и яйца сновали то внутрь, то наружу, налаживая быт.
Вблизи портала никто не строился. Он так и висел посреди огромного поля, переливаясь радужным пятном.
— Я велю построить вокруг него стену, — поделилась планами Яйцерина. — И выставлю охрану. Мало ли что может прийти с той стороны…
— Да хуже нас — вряд ли что придёт, — сказал я.
— Всё возможно, Костя Старательное Яйцо. Всё возможно…
Возле самого портала мы простились. Я обнял Яйцерину, заверил, что для меня было бы честью стать её мужем, но высокая в небе звезда зовёт меня в путь. Яйцерина выразила формальные сожаления.
— Приходите в гости! — сказала она напоследок.
— Вот уж нафиг! — отрезала Диана. — Лучше вы к нам. Готовы? Три-два-один!
— Прррррощай! — каркнул ворон яичному миру.
— А! — первое, что я услышал, переместившись.
Открыл глаза и вскрикнул. Передо мной стоял человек — это несколько обнадёживало. Только вот голова у него была раз в десять больше нужной и квадратная.
— А! — повторил человек, хлопая на меня глазами.
— Ага, — сказал я. — Костя Старательное… А, к чему эти титулы. Просто Костя!
— А, — согласился человек и, подняв руку, вынул у себя из лица нос на длинном костяном стержне.
— Господи, что это? — пропищала Фиона. — Меня сейчас вырвет!
— Костя, свяжись с Шарлем, да поскорее, — сказала Диана. — У меня плохие предчув…
— А! — гнусаво крикнул безносый, и у него взорвалась голова.
— Да @@ твою мать! — заорала Диана.
Мы стояли на синем тротуаре, с ног до головы залитые кровью и мозгами. Вокруг нас стояли дома из зелёного кирпича, над нами желтело небо.
— А! — услышал я. — А! А! А!
Со всех сторон к нам торопились квадратноголовые, вынимая носы.
— Тардис! — заорала Диана в смартфон. — В чёрный список этот мир! Даже если будем помирать, и это будет единственный вариант — в топку!
«Координаты мира занесены в чёрный список», — отозвался смартфон.
Я смахнул с браслета ошмётки и принялся натыкивать номер Шарля-корабля.
— А на бегу можешь? — спросила Диана.
— А какой у меня выбор-то, блин?