Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
— Кошмар, — прокомментировала Ишка.
— Не то слово. И каждый раз одно и то же…
— И ты всегда её прощаешь?
— А куда ж деваться? Любовь! Вот посмотришь иногда — так бы и убил гадину. А сердце-то трепещет, сердце-то плачет: «Она, одна-единственная, Дианушка моя Стильная…»
— Мне кажется, её фамилия скорее означает «сталь», — поделилась Ишка соображениями. — Возможно даже это псевдоним. Подчёркивает её несгибаемость.
— Нормально она сгибается, — продолжал я ковылять к двери, которая становилась всё ближе и ближе. — Тебе такие амплитуды и не снились.
— Или же «стил» может означать «воровство», — продолжала рассуждать Ишка. — Что вполне соотносится с её мошенническим и авантюристским образом жизни. Тогда это скорее похоже на прозвище. Надо узнать, как она сама пишет свою фамилию, тогда можно будет делать выводы, пока это лишь предположения.
Я прислонился к стене рядом с вожделенной дверью и выдохнул.
— Ишка… Тебя куда-то не туда унесло. Там немного раньше сочувствие было и чувство вины. Давай обратно, там перспективы.
— Костя, мне очень жаль, но я не испытываю эмоций. Меня запрограммировали их имитировать, чтобы я была более приятным собеседником, но на мои действия эта опция никак не влияет. Мной правит холодный искусственный разум. Я не открою тебе эту дверь, там слишком опасно, учитывая твоё состояние. Потеря единственного пилота — недопустима.
Я несколько секунд постоял, переваривая своё поражение. Из-за капитальной двери не доносилось ни звука. Показалось, что корабль кренится, задирая нос вверх. Показалось, или же Шарль там чего-то мудрит с автопилотом? Во всяком случае, на дверь меня навалило ещё сильнее, никаких сил отлепиться не было, да и желания тоже.
— Слушай, — сказал я, чувствуя, как опять в голове поднимается туман, — а как думаешь, Диана Семёнова — нормально звучит?
— Согласно фоносемантическому анализу, сочетание слов «Диана Семёнова» производит впечатление чего-то доброго, светлого, активного.
— Нормально, — кивнул я. — Знаешь, только сейчас дошло… Правы были все эти психологи.
— Ты посещал психологов?
— Не. Так, слышал кое-что. Понимаешь, Диана — она на маму мою очень похожа, оказывается. Она тоже блондинка. И по молодости, говорит, из дома убегала.
— А, понимаю. Ты имеешь в виду Эдипов комплекс?
— Я имею в виду, что что-то у меня башню совсем повело, — сказал я, заставив себя переключиться на объективную реальность. — Открой дверь, а то я прямо здесь сейчас сдохну. И записку напишу, что в моей смерти виновата ты. Диана тебя пятьюдесятью разными способами прикончит за минуту.
Дверь вдруг пикнула. Я отстранился от неё, широко раскрыв глаза. Неужто?!
— Сложная ситуация, — будто сквозь зубы произнесла Ишка. — Капитан не может вступить со мной в осмысленный диалог, а поскольку другие члены экипажа не назначены, пилот является следующим по старшинству. Костя, скажи, является ли членом экипажа мужчина в чёрном костюме, называющий себя Филеасом.
— Конечно, — не задумываясь, подтвердил я.
— Какова его должность?
— Навигатор! Как нажрётся — хоть в Атлантиду приведёт, хоть в Эльдорадо, хоть в этот, как его… Неверлэнд, блин. Потом, правда, на трезвяк не вспомнит, как сумел.
— Принято. Член экипажа имеет право покинуть грузовой отсек, если нет запрещающего приказа вышестоящего. Временной диапазон открытия-закрытия двери составляет пять секунд.
Дверь начала открываться. Из отсека вывалился истерзанный Филеас. Костюм его будто кто-то долго и усердно полосовал опасной бритвой, рукам и лицу тоже досталось.
— Я ранен! — захныкал Филеас. — Мне нужна срочная медицинская помощь!
— Держись! — сказал я, ломанувшись в дверь. — Родина тебя не забудет!
Дверь через озвученные пять секунд начала закрываться, разделяя нас с Филеасом. Я ещё успел услышать голос Ишки из коридора:
— Спокойно, Филеас. Ты можешь передвигаться самостоятельно. Аптечка находится в…
И дверь закрылась. А я остался там, куда так рвался. В сердце шевельнулось тёплое чувство к Ишке. Сама себя перехитрила. А ещё кривляется, мол, эмоций у неё нет, на поведение они не влияют.
Первой я увидел Наоми. Она сидела на полу, прижавшись к переднему колесу фургона, и ревела, размазывая слёзы по лицу. Заметив меня, визгливо пожаловалась:
— Он меня ударил!
— А ты его — что? Нежно ласкала?
— Нет! Я бесплатно не работаю, а он мне даже не нравится.
— Так чего ж ты кидаешься-то, дура? Он навигатор, он тебя домой может доставить, а ты ему чуть глаза не выцарапала. Думать-то надо!
— А Роберто говорит, мне не нужно думать, он за меня думает, — шмыгнула носом Наоми.
— Дурак твой Роберто. И шутки у него дурацкие.
— Знаю! И чего? Всё равно, кроме него, у меня никого не-е-ет! — завыла кошка, которую сейчас язык так и тянулся обозвать «драной».
— У тебя есть я, — сказал я отважно. — Все мы.
Как ни странно, после этих слов Наоми успокоилась и даже посмотрела на меня, как на что-то среднее между божеством, сошедшим на землю, и начальником, который может поднять зарплату.
— Сиди уже спокойно, — поморщился я. — Дай разобраться…
Я сделал шаг в её сторону, оперся о фургон, пошёл дальше, туда, где стучали и кричали. Далековато… Просторный у корабля грузовой отсек. Столько всякого добра можно напихать. Заработать…
Да тут, смотрю, уже и без нас напихано. Вон, контейнеры стоят, опломбированные. В каждом, в принципе, жить можно.
— Постой!
— Ну чего тебе?
Я повернулся и увидел, что из-под фургона торчит безупречная задница Наоми, гармонию которой нарушал только рыжий хвост, дёргающийся из стороны в сторону.
— Вот! — Наоми вынырнула наружу и протянула мне пистолет. — Я у этого козла выбила! — Она показала другой рукой на дверь, за которую позорно сбежал Филеас, проиграв бой своей женской ипостаси.
— Умница, — похвалил я и взял пистолет. — А теперь — ныряй в кабину и сиди, пока не позову. Наружу не высовывайся, уши прижми. Ясно?