Оборотень из Оскола
Шрифт:
Через минуту над парком взлетела огромная черная птица, вызвав изумленные возгласы увидевших ее людей.
– 40 -
– Э-э, шеф, я не понял, ты чо, педофил что ли? – возмущенно вопросил Карапет, когда Хазаров затащил ребенка в подвал и приказал всем удалиться. – Я на такое не подписывался. Политика политикой, но у нас тут не Америка. За такие дела свои же пацаны враз кукарекать заставят.
Не отпуская руки продолжавшего затравленно молчать мальчугана, Вольдемар повернулся к подручному и взял его
– Я не педофил, - произнес он с холодным спокойствием и, глянув на ребенка, снизошел до объяснения: – Это существо обладает нужными мне сведениями. Я получу их во что бы то ни стало. Ждите наверху. Возможно, придется отвезти ребенка обратно.
Вольдемар отпустил побледневшего Карасева и легким толчком вышиб его вместе со стоявшим в дверях Мотылем к лестнице. После чего с лязгом закрыл металлическую дверь.
Братки ошарашенно посмотрели друг на друга и молча полезли наверх.
– Ну чо там, все ничтяк? – встретил их как раз вошедший в дом Баламут.
– Что там, не твоего умишки дело, всосал? Пшел вон, баклан! – сорвался Карапет.
Вовчик хотел было возмутиться таким к нему, почти хозяину дачи, отношением, но оказавшийся под носом внушительный кулак Мотыля заставил заткнуться.
Я с тобой еще за прошлый косяк не поквитался, - угрожающе прошипел Евсиков. – Иди во двор, смотри, чтобы никого подозрительного вокруг не появилось.
– Да кто тут появится-то? – обиженно прогнусавил Баламут, однако, заметив поднимающуюся для пинка ногу Мотыля, поспешно выскочил наружу.
– Эх, - тяжело вздохнул Карапет, опустившись на старый полуразвалившийся диван, - сдается мне, что староват я стал для политики.
Мотыль угнетенно промолчал, лишь зыркнул изподлобья.
Обиженный Вовчик спустился с крыльца и зло пнул валяющуюся на дороге половинку красного кирпича.
– Ё-о-к-л-м-н!
– запрыгал он на одной ноге, отбив большой палец.
А в это время с трех сторон со смежных участков к даче подбиралась группа спецов Соленого. Облаченные в камуфляж парни практически неразличимые на фоне дикой зелени, оккупировавшей заброшенные огороды, бесшумными тенями скользили к намеченному объекту.
Вот Экс затаился за большим кустом смородины и внимательно осмотрелся. Убедившись в отсутствии опасности, стремительным кувырком переместился в густые заросли ежевики и зашипел сквозь зубы изо всех сил сдерживая рвущийся наружу дикий крик, ибо вцепившиеся в голые участки тела колючие ветки словно огнем ожгли кисти рук и прикрытое маской из тонкой камуфлированной ткани лицо.
– Коты, что ли, дерутся? – обернулся на донесшееся из кустов шипение и шуршание Баламут.
Решив выместить на невинных животных накопившуюся злость, он подхватил обломок кирпича и с силой бросил его на звук в заросли ежевики. По роковой случайности кирпич угодил аккурат в лоб Эксу, избавив того от мучительной боли в изодранной колючками коже. Парень опрокинулся навзничь и, блаженно улыбнувшись, впал в забытье.
Закинув кирпич в кусты, Вовчик заскучал. Будь он сейчас в городе, уже сообразил бы с корешами на Болгарском рынке чего-нибудь выпить. А то и раздобыл бы косячок у знакомых таджиков. Баламут грустно вздохнул, вспомнив, как несколько лет назад нашел в сарае припрятанную еще покойным батей бутылку самогона. Глянув на полуразвалившееся дощатое строение, подумал, что батя мог заныкать там и не одну бутылку. От такой мысли хмурое лицо посветлело, озарившись надеждой, и страждущий бедолага решительно направился в сарай.
Покрытая рубероидом пологая односкатная крыша давно прохудилась. Тонкие стропилины подгнили и, вероятно, зимой под тяжестью снега провалились. Одно из них перегородило проход. Вовчик дернул его и чертыхнулся из-за воткнувшейся в ладошку занозы.
У-у, падла! – пнул он злополучную жердину. – Все меня сегодня обидеть норовят.
И такая его разобрала злость на окружающую несправедливость, что, позабыв о занозе, выдрал жердину с прибитым к ней куском рубероида из завала, и словно копье изо всех сил метнул через стену на соседний участок.
Крадущемуся с той стороны подручному Соленого Вайю показалось, будто с полуразвалившегося сарая по воздуху метнулся черный скат и словно кувалдой ударил его электрическим разрядом прямо в темя. Перед тем, как потерять сознание, он еще успел подумать, что скаты должны плавать в теплых морях, а не летать по воздуху. По крайней мере, не должны залетать так далеко на север.
Не подозревая, что отправил в нокаут уже второго крутого боевика, Баламут продолжил ворошить развалившееся и полусгнившее барахло. Перемазавшись в пыли и паутине, расцарапав локоть торчащим из подвернувшейся доски гвоздем, Вовчик совсем уже отчаялся найти хоть что-нибудь. Он уже выбирался из сарая и в последней попытке растолкал ногой груду прелого хлама, сваленного у самой двери. Усмотрев тусклый блеск зеленого стекла, с радостным вскриком выхватил из мусора бутылку из-под шампанского. Однако та оказалась пустой, и радость вмиг померкла.
Широко размахнувшись, Баламут бросил бутылкой в скворечник, висящий вниз крышей на засохшей сливе. Но стеклянный снаряд прошел значительно левее.
Зэт с удивлением следил за парящей в небе огромной черной птицей, когда прилетевшая бутылка ударила его по затылку. Последний боевик из посланной Соленым тройки мгновенно лишился чувств и уткнулся лицом в землю.
– Ох и духота. Точно гроза будет, - Валентин щелчком отправил в полет наполовину выкуренную сигарету и нырнул в автомобиль.
В остуженном кондиционером салоне пот начал выступать еще обильнее, и Соленый, достав сразу два одноразовых платка, принялся промокать лицо и шею. Закончив процедуру, взял с пассажирского сиденья планшет, на экран которого были выведены картинки с головных видеокамер должной уже выйти на позиции наблюдения тройки кураторов.
– Что за мутотень? – удивленно произнес он, поочередно переключаясь с одной камеры на другую. Две из них неподвижно уставились в чистое, без единого облачка, небо. Третья показывала муравья, пытавшегося утащить слишком тяжелый кусок какого-то мусора.