Оборотень на диете или я ушла, и все наелись

Невозможно рассказать, в смятении быть может

Распознать и не понять, здесь никто уж, не поможет,

И запретный горький вкус,

Ниспадет, убьет лавиной,

Сладкой жадности укус,

Поглотит своей пучиной.

И дикая смесь прольется,

И ярким огнем загорится,

И линией крови завьется,

И тайный пожар заклубится.

И вот уж страху вопреки,

Вступая смело в пропасть,

Не разжимая кулаки,

Не верим в бездны подлость.

И будоражит, возбуждает

Беда с победой рядом,

А сердце гложет и снедает,

И

ничего уже не надо,

Кроме той отравы страсти

Жажду все никак не утолить,

И над дыханием нет власти,

И ничего нельзя поворотить.

\Потому как во вражьем плену,

И бежать из него не буду,

Потому как уже не усну,

И уже никогда не забуду.

Пустые мысли окрылили,

Ах, если бы летать умели,

Лишь бы никому не навредили,

Лишь бы сами не сгорели.

Все это – лишь слова, вода,

А дальше будет дым и боль,

И вот наверное тогда,

Проступит правды соль:

Как брызги моря необъятного

Ведь в этом мире нет,

Ничего более приятного

На сотни тысяч лет,

Греховного, секретного,

Чем слабость человека,

Вкусить плода запретного

Под гимн любого века

ПЕСНЯ ОБОРОТНЯ В ПЕЧАЛИ

Эшли

И так, я шла на свидание. По-правде говоря, шли на свидание Лин с Келом Сандерсом. Я прилагалась в комплекте. Меня Лин попросила быть буфером между «трепетной ланью» и «грязными» домоганиями Сандерса. Художественно выражаясь. В исполнении Лин, это звучало примерно так: «В общем, детка, что тебе стоит посидеть между нами. Первое свидание… То да се…. И страшновато как-то….).

Я особо не обольщалась по поводу наших отношений с Лин. Нормальный рыночный обмен. Я ей решенные контрольные, она мне доступ в «закрытый клуб». И чего меня туда тянет, спрашивается в задаче? Ведь не раз уже по носу получала. Но, запретный плод так сладок. Про червяков внутри как-то не помнишь.

Так или иначе, Лин была добра ко мне и даже иногда пыталась выслушать. Но самое главное, она позволяла мне, если не прикоснуться, то хотя бы посмотреть на «прекрасное». На мир свиданий, закрытых вечеринок и пикников. Ведь Лин великолепна, первая красавица, лидер школьных цыпочек. А я законченный чудик, заучка и неисправимый ботан. В школе надо мной, конечно, подшучивали, но благодаря Лин особо не кусали. Так, что иду на свидание и точка.

С отвращением глядя в зеркало, пыхтя и охая, я напялила на себя тяжелую парку и выползла на улицу. Холодно просто ужасно, хочется сразу зайти обратно в тепло. Вечерний морозец треснул по лицу весьма ненежно. Нос сразу покраснел, из глаз потекли слезы, окончательно сводя на нет весь мой неумелый макияж. (Ради Лин я все же решила расстараться.).

«Господи, как же я «люблю» эту «теплую весну»! Как «обожаю» эту чертову Аляску. Уже не первый день задаюсь вопросом, чем я прогневила небеса, почему я именно здесь?» - в который раз подумалось мне.

На этом мои мучения не кончились. Чтоб дойти до машины Кела, надо пройти заледенелую дорожку, а конькобежец из меня никакой. Я на ровном месте запросто падаю. А здесь тем более….

Лин ждала меня у машины. Как всегда прекрасная, и тонкая. Всем своим видом вызывая у меня чувство легкого недоумения: никогда не

понимала, каким законом гравитации она подчиняется, почему на нее никогда не действует сила притяжения, и какими свойствами теплообмена надо обладать, чтобы стоять на таком ветру на шпильке и в легкой куртке.

Мне до нее было далеко. Со слоновьей грацией, то и дело, изображая корову на льду, я медленно и с переменным успехом скользила по дорожке к машине.

«Боже дай мне силы, скорей бы сесть и при этом ничего не сломать. И где этот чертов Кел, ему, что пописать приспичило по такому морозу?»

Я предавалась мрачным мыслям….. И здесь!!!! Встретились три одиночества.

Я увидела, как он вышел из магазина и направился к нам. Он шел с восхитетельной грацией. Чем-то напоминал волка. Смуглая кожа, глаза как две льдинки, длинные ресницы, высокие скулы, одуряющая улыбка, темные волосы, отдающие серебром. Ничего неожиданного, просто обычный парень. Тогда почему, я к своему ужасу, почувствовала, что таю и млею. Причем тот факт, что он улыбался другой, мое полоумное сердце совершенно не смущал.

«Э-эх! Да, за что ж мне такая напасть? Как я так влипла?»

Боже, как он был красив, и как не подходил мне. Мое сознание отчаянно забилось в предупреждающем крике: назад, не смотреть, немедленно остановись, прекрати, а сердце уже мурлыкало марш Мельденсона: мой, единственный, самый лучший, родной ……. «Какая я дура!» В попытке отсрочить неизбежное знакомство, я прикрыла глаза рукой, как от сильного солнца. И когда я, наконец, осмелилась посмотреть в его глаза, ведь деваться было некуда – это было подобно атомному взрыву, подобно вспышки молнии, что освещает все лишь на мгновение, придавая истинный цвет давно знакомым вещам, а потом долгими ночами не дает спать. Ничего прекрасней и ужасней со мной еще не случалось.

И вот, в этот критический момент моей жизни, я не нашла ничего лучшего, чем упасть и позорно растянуться прямо у его ног.

Ну, я была бы просто не я, что тут скажешь.

Я уже почти плюхнулась попой на лед, когда руки Кела меня подхватили. Он поставил меня на ноги как мешок с картошкой, слегка встряхнул и с улыбкой сказал:

– Привет, Эшли.

«Все, я пропала, причем навсегда …… Судя по всему я мазохистка» - обреченно подумала я.

Кел

что это сейчас было? Дура неуклюжая…. Какие холодные лапки. Как приятно пахнут волосы» - именно такие мысли промелькнули у меня в голове, когда я впервые увидел Эш. Я тут же себя отдернул: «Какие на хрен волосы, меня ждет секси Лин, и я б уже тискал ее на заднем ряду кинотеатра, если б не это лохматое чудовище». Я все-таки улыбнулся этой падучей неваляшке, невесело думая: «Хочешь, понравится девушке, понравься ее лучшей подруге».

****************************

Я пребывала в полном смятении чувств.

Лин вяло выразила мне сочувствие, легко впорхнув в машину. Я с медвежьей грацией взгромоздилась на заднее сидение, чтоб предаваться скорбным думам. При этом шуму наделала, как слон в посудной лавке: в одно движение сбила головой какие-то журналы, лежавшие над сиденьем, задела ногой пустую бутылку на полу, и смела рукой никому не мешавший ноутбук. «Корова! Даже Гудини не удавалась такое проделать. Юлий Цезарь плачет от зависти» - глумилась я над собой