Оборотень
Шрифт:
– Верно, Медведь.
– Ты, оказывается, еще и дальновиден, чувствуется школа Секача! Он мне всегда говорил, что из тебя мог бы получиться неплохой смотрящий. Вот только жалко, что вы рано расстались с ним. Ты бы, Бирюк, мог многому у него поучиться. Я знаю, что твое предложение было отклонено, а Степа Червовый даже не пожелал пожать твою протянутую руку.
Червовый был давний недруг Бирюка, об этом были наслышаны все. Эта вражда родилась еще в юности, когда рабочий квартал, в котором они оба проживали, раскололся на два непримиримых лагеря. Червовый и Бирюк были лидерами двух уличных
– И что с того? Мы с ним и раньше были не особенно дружны.
– А ты разве не видишь, что Червовый поступает не по нашим понятиям?
Нельзя отвергать протянутую руку. Ты крепкий парень, Бирюк, но и ты не вечен.
Мне известно, что тебя хотят устранить. Поверь мне, ты слишком неподходящая фигура для беспредельщиков, никто не захочет согнуть перед тобой шею.
– Так что от меня требуется. Медведь? В конце концов, моя смерть – это мое личное дело.
– Ты ошибаешься, Стасик, ты нужен нам, и мы хотим тебе помочь. Ты должен согласиться с тем, что смотрящим Ленинграда первое время будет Червовый, – тебе же отводится роль его правой руки. А дальше будет видно…
– Когда нужен ответ?
– Я могу дать тебе минуту на размышление. Кто знает, может, у тебя под окнами уже маячит стрелок, чтобы шмальнуть тебе в затылок. Ты должен помнить, что твоя голова стоит значительно дороже. Соглашайся, у тебя нет другого выхода. Все остальное мы берем на себя.
– Хорошо… Я согласен.
– Советую тебе съехать из Ленинграда недели на две, а может, и на месяцок. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Глава 30
Сорок дней в северной столице было удивительно спокойно. Старые оперативники за многие десятилетия службы не могли припомнить такого штиля.
Даже ножевые раны, полученные в субботних пьяных драках, рассматривались как событие исключительное.
Но в милиции хорошо знали, что этот покой не вечен и едва минуют сороковины Смоляного, как вновь начнутся разборки преступных авторитетов с целью выяснения, кто сильнейший в городе.
Кабан, он же Серега Юдин, с утра находился в приподнятом расположении духа. Последние две недели его беспокоила весть об исчезновении Бирюка, и он разослал гонцов во все концы города и области, чтобы выяснить его местонахождение. Он опасался, что Стасик усиленно готовит для него неприятный сюрприз, и хотел подготовиться к возможному повороту своей судьбы.
Обнаружить Бирюка удалось только на третий день. Как оказалось, тот обживал новенький кирпичный дом своей давней приятельницы Надежды Гусевой в Комарове, где вел образ жизни настоящего дачника – спал до самого обеда, ел с куста спелые ягоды, а по вечерам почитывал в гамаке свежие газеты.
Этому однообразию в жизни Бирюка Кабан решил положить конец сегодня же вечером. Он уже дал скромный аванс одному отмороженному, который за пять тысяч «гринов» готов был бросить гранату под гамак ничего не подозревающего Бирюка.
Серега Юдин неторопливо вышел из подъезда. Под его окнами находились новенькие бордовые «жигули».
Взрыва Кабан не услышал. Он просто увидел, как капот взорвался и лобовое стекло рассыпалось на тысячи осколков, и почувствовал, как машину подбросило высоко вверх. С высоты Серега увидел город, который вдруг уменьшился до размеров маленького дворика, в котором он провел большую часть своего детства… Еще мгновение – и все покрыла кромешная тьма.
Слава Беневоленский, по кликухе Бегемот, имел все основания, чтобы стать паханом Ленинграда. Его группировка была одной из самых мощных и многочисленных в городе. Единственный, кто мешал усилению его авторитета, так это Степка Червовый – он старался оттеснить конкурента на городскую окраину, в менее доходные места, где можно было поживиться разве что квартирными кражами в новостройках… Люди Червового опекали несколько колхозных рынков, гостиницы на Невском и открыто говорили о том, что хотели бы установить опеку и над грузовым портом.
Да, блин, морской порт – самый жирный кусок Ленинграда. Это куда выгоднее, чем снимать «десятину» с ресторанов: ежедневная прибыль от портовой контрабанды во много раз перекрывала доход, полученный за месяц со всех кабаков Невского проспекта.
Бегемот заключил с Червовым соглашение о разделе порта. Но личные планы Бегемота простирались значительно дальше этого ненадежного союза. В ближайшее время он намеревался подчинить своему влиянию не только весь порт, но и заставить работать на себя весь город. А для этого нужно было сначала разобраться с хозяйством Смоляного – переманить к себе наиболее перспективных боевиков и тем самым ослабить позиции Бирюка. И уже потом можно было заняться разделом гостиниц и территорий, суливших значительный доход. Но прежде всего нужно было убрать возможных конкурентов, и первым в этом списке стал Бирюк.
Об устранении Бирюка Бегемот быстро договорился с Кабаном. Он обещал эту «роспись» взять на себя. От компаньона требовалось только покрытие половины расходов – два с половиной куска «гринов». Сергей Юдин, впрочем, не подозревал, что в черном списке Бегемота сам он числился под номером два…
Бегемот поднялся на свой этаж. Рано утром ему звонил Кабан и обещал, что сегодня с Бирюком будет покончено, и Бегемот торопился домой, чтобы не пропустить вечерние новости по телевизору.
Он остановился перед дверью и не без гордости подумал о том, что по крепости она не уступит дверям банковских хранилищ. Конечно, ему пришлось выложить изрядную сумму на ее установку, но теперь он чувствовал себя в безопасности.
Бегемот сунул руку в карман куртки, вынул тяжелую связку ключей и, выбрав нужный, – длинный, похожий на прут, с массой мелких зазубрин, – сунул его в замочную скважину.
В последнее мгновение Бегемот увидел вспышку, которая оказалась ярче тысячи солнц. Он почувствовал, как тело его стало невесомым и рванулось навстречу свету, не в силах противиться ему.
Сильный взрыв вышиб дверь, будто это была не дубовая громадина, а спичечный коробок, и вместе с куском стены ее бросило прямо на Бегемота.