Оборотень
Шрифт:
Два следующих года были для Игоря самыми тяжёлыми. Хотя об этом знал лишь он сам. Друзья, коллеги видели энергичного, быстро набирающего силу и известность журналиста. А что ему ещё оставалось — только работа! Он нравился женщинам, но в характере у Игоря было нечто, что не позволяло ему легко заводить связи и легко разрывать их. Он боялся обидеть искреннее чувство.
А потом Светлана родила ребёнка — дочку: ему написал об этом Серёжа. А через полгода пришло письмо и от неё, чего Игорь совсем не ждал. «Приезжай, пожалуйста, нам надо поговорить…» В лихорадочном состоянии радостного ожидания он помчался в Санкт-Петербург: сердце чуяло, о чём пойдёт разговор.
— Игорёк! — Светлана потянулась к нему, и он легонько и нежно поцеловал её в щёку. — Прости, что сразу не позвала домой. Отсюда пойдём туда, Серёжа будет счастлив. А пока я ему ничего не сказала. Сначала поговорим…
— Ты отдаёшь мне сына?
Игорь решил сразу помочь Светлане: не так-то просто матери признаться в таком. Она растерялась, замешкалась, пальцы сминали край скатерти. Но вдруг лицо её вспыхнуло, глаза налились слезами.
— Да, ты прав! Да!
И она зарыдала — негромко, но так горько! Игорь быстро подвинул свой стул, обнял её плечи, стал гладить волосы. И только когда его ладонь коснулась Светкиных волос, таких пушистых и светлых, только тогда щемящее чувство, загнанное глубоко в сердце, пробилось, жаром запульсировало в висках. Захотелось прижаться лицом к её волосам… Но он не сделал этого, вдохнул несколько раз глубоко. Отпустило.
— Понимаешь, Виталик так любил Серёжу, пока не родилась Анжелочка. Вообще-то мы думали, что своих детей у нас не будет. Я и не хотела, а он… Он сам говорил мне, что от него женщины не беременеют. Думал, что бесплодный и даже доволен был. А я вдруг забеременела. Тут он как с ума сошёл — рожай, и всё! Вот… И теперь Серёженька его раздражает. Дочку с рук не спускает, а на Серёжу всё покрикивает. А недавно рассердился на что-то и… ударил! Нет, не думай, не сильно! Но я чувствую, что дальше будет всё хуже. Серёжа ведь тоже на него смотрит волчонком. Игорь! Что же мне делать?!
В этом последнем вскрике женщины было столько отчаяния и боли! Игорь покачал головой.
— Я не хочу вникать в подробности вашей семейной жизни — это не моё дело. Я просто рад, что Серёжа будет со мной. И не беспокойся, у меня ему будет хорошо.
— Я знаю, — сказала Светлана тихо, промокая платком глаза. — Он всегда хотел к тебе. Все эти годы просто мечтал. Так, наверное, лучше.
Из Петербурга отец и сын приехали вместе, притащили два чемодана, две сумки — Светлана настояла, чтоб Серёжа забрал все свои вещи. И в первые же дни десятилетний мальчик сказал отцу.
— Ты, папа, не беспокойся ни о чём. Со мной у тебя проблем не будет.
И точно: ни разу не пришлось Игорю вмешиваться ни в школьные дела сына, ни в дворовые. Серёжа отлично учился, был любимцем учителей, легко и просто ладил со всеми, а, если надо, мог сам защитить себя. Он следил за состоянием холодильника и аккуратно раскладывал по местам разбросанные Игорем вещи. Он увлечённо слушал рассказы отца о работе и давал советы. Никогда не жилось Игорю так легко и счастливо, как эти последние два года.
Сам Игорь не расспрашивал сына о той, другой семье. Но Серёжа иногда к слову вспоминал какую-то фразу или эпизод. Однажды, в первые дни после приезда сына, у Игоря вечером засиделась небольшая компания друзей-коллег. Пили чай и немного хорошего массандровского вина, разговаривали. Серёжа сидел со взрослыми, смеялся, когда смеялись все, радостно отвечал, если спрашивали. Но больше молчал, глядел во все глаза и только головой вертел от одного говорившего к другому. Ему давно пора было спать — завтра рано в школу, — но Игорь не трогал мальчика. Зато, когда все разошлись, сам уложил того в постель. И когда укрывал сына одеялом, тот сказал:
— Папа, как здорово: никто ни разу не выругался матом! Только «болван» да «ко всем чертям» говорили.
— А тебе это странно?
— Ага. Виталик и весь его «крутняк» вообще по-человечески не говорят.
— По-человечески… И при тебе?
— Ну! Он меня поначалу всё с собой возил — в рестораны там, в офисы на деловые встречи. Вроде как хвастался: вот, сын у меня! А там как сядут выпивать, заговорят о делах, так и пошло… Я повторять не буду. Вообще таких слов никогда не стану говорить!
— А при маме он хоть сдерживался?
Серёжа покачал головой:
— Может, в начале… Она ведь с ним всё в клубы да в рестораны разные ездила. А там разговор один…
У Игоря заныло сердце. Он ведь знал, как не терпела Светка грубых слов. Как вспыхивала и выбегала из комнаты, когда он, рассердившись на что-то и забывшись восклицал: «Да фиг с ним!» И как потом выпрашивал у неё прощение. Представил, как сидит она в компании холёных матерящихся краснопиджачников и их размалеванных хохочущих подруг — она, которая и косметикой никогда не пользовалась, ни к чему ей это было. Сидит и, ломая свой характер, свою судьбу, слушает и даже улыбается. Ведь не встанешь, не уйдёшь теперь, и прощения никто просить не будет. Словно в ловушке, которую сама себе выбрала…
На самом донышке сердца, вместе с жалостью, ожила и любовь его к Светлане-Светочке. Ожила и потянулась вверх. Но он тут же прикрикнул на неё, и любовь, вернее то, что от неё осталось, вновь тяжёлым камнем пошла на дно… Впрочем, Игорь прекрасно понимал, что если и любит он ещё ту женщину, то уже не сердцем, а просто памятью.
Серёжа тоже скучал о матери, но был счастлив с отцом. За два года, которые он жил с ним, Светлана ни разу не приехала повидать сына. Поначалу часто писала, теперь совсем перестала. Серёжа не обижался: там своя семья, свои обстоятельства. Сейчас, делая последний круг по стадиону Динамо, где он бегал по утрам, мальчик прикидывал, не помешает ли новый знакомый его сегодняшним планам. С другом Пашкой они собирались поехать на лодочную станцию, покататься на лодке. Может, взять с собой этого бомжа Гриню?
— Надо же! — Серёжа хохотнул. — Взрослого мужика называть Гриней! Впрочем, называл же он отчима Виталиком…
ГРИНЯ
Мальчик вернулся домой минут через сорок. За это время Гриня успел обшарить всю квартиру. Взять здесь особо было нечего. Одежда у отца и сына обычная, магнитофон хороший, «Панасоник», но уже не новый, фотоаппарат отечественный, «ФЭД», машинка печатная электрическая, но ведь не компьютер… Ни золота, ни камешков! Но это ясно — в доме нет женщины. Зато книг — три стены снизу доверху в стеллажах. Но книги сейчас тоже не проблема, хотя здесь есть отличные, даже редкие, академических изданий. Деньги Гриня тоже нашёл — в портмоне на одной из полок, их явно не прятали. Сто долларов купюрами по пятьдесят, да рубли: немного, явно, чтобы прожить до получки. Так, мелочь…