Оборотень
Шрифт:
— Как приятно снова увидеть тебя, дорогая. Ты чудесно выглядишь.
— Мне тоже приятно. Мы не виделись целую вечность. Это такой подарок. Но милочка, почему ты одна? Что с бароном?
Вопросы не произвели на неё никакого впечатления. И всё же не пряча и не опуская глаз, она попросила:
— Мне надобно пожить у вас. Позволь Софьюшка.
— Сколько угодно. Об этом не печалься.
Таня умоляюще сложила ладошки на груди.
— Но надобно, чтоб граф не отписывал об этом Сержу.
Её глаза вспыхнули тревогой.
— Что случилось?
Вздохнув, Таня сказала почти правду.
— Есть две очень важные причины вытекающие одна из другой. Первая — мы поссорились. Вторая — я беременна и не хочу до рождения ребёнка его видеть. Как ты понимаешь, первая итог второй.
Софи удивлённо, но внимательно слушала её.
— Не понятно, но я постараюсь договориться с Владимиром. Что ещё?
— Мне нужны будут детские вещи и платье для себя. Я убежала от него в том, что ты на
— Бог мой, что ж у вас произошло? Он обидел тебя?
— Вовсе нет. Это другое. Он не хочет ребёнка. А мне надобно его сохранить.
Ручки Софи сделав взмах опять упали на грудь.
— Не вероятно. Что на него нашло?
Таня, не собираясь объясняться, отговорилась.
— Это долго объяснять и то совсем не моя тайна… Софи помоги!
— Ты можешь рассчитывать на меня. Сейчас принесу всё необходимое. Княжна, а ты уверена, что тою дорогою пошла, которою надобно было идти? Знаешь, ведь как бывает, потом светло вокруг нас, но поздно!
— Нет, нет. Я всё правильно решила, — заторопилась Таня.
Софи пожала её пальчики.
— Ты главное не волнуйся, всё образуется.
— Я знаю. Главное дотянуть до родов. У тебя ж я помню, была здесь бабка повитуха.
— Есть, есть. Отдыхай. Велю приготовить тебе ванную. Полежишь в травках, успокоишься.
Владимир подчинился жене, обещав не писать Сержу о Танином приезде, и дни закрутились водяным колесом мельницы, с каждым боем часов приближая золотую осень. Вот она уже дохнула ранней прохладой, опутав шёлковой паутиной красные кусты рябин. А за ней пожаловали и дожди. Иногда холодный, косой заряжал на неделю. Тогда топили печи, жгли камин и читали в слух книги. Шёпот женщин и их игру с пытающейся бегать вперевалочку девочкой, прервал пришедший с охоты Владимир. Дочка, обрадовавшись его приходу, оставив их, в момент переметнулась к отцу. Тут же принявшегося пылко осыпать её поцелуями. Он безумно любил этого потешного курчавого ребёнка, и она платила ему тем же. У Тани задрожали под тяжестью слёз ресницы. "Почему Серж такой упрямый. Ведь может случиться так, что её ребёнка никогда не подбросят над собой мужские руки…"
— Золотко моё! Счастье моё! Как я тебя люблю! — тискал он, целуя и целуя дочь до тех пока ребёнок, получив порцию любви, не вырвался на свободу.
— Скучаете, дождь перестал. — Подошёл он к ним присев в кресло.
— И что нас ждёт, дорогой?
— Из-за плавающих ещё туч пробиваются солнечные лучи. Значит, подсохнет жемчугом сверкающая трава, и пойдём гулять.
— Когда вижу росу, всегда мрачнею. Мне кажется, как будто то слёзы земли. — Проговорила печально Таня, торопливо подойдя к окну, стараясь встать спиной и не показать счастливой паре своей тоски. "Ох, как Серж нужен сейчас мне. А он не понимает упрямец этого, и всё взял из-за такого своего упрямства и испортил. Видно так устроен мир, что вечный покой и счастье приводят к уменьшению и уничтожению самого счастья. Поэтому нужны непонимания и неудовлетворённость, которые должны подталкивать человека к борьбе за это самое счастье. Я справлюсь с трудностями, переживу разлуку, подарю ему малыша. Мы простим дуг друга и опять будем вместе".
Владимир с Софьей переглянулись, заметив её состояние, но трогать и надоедать с расспросами не стали.
Глава 43
А в Москве метался Сергей. Он заметил болтающийся из окна спальни жгут из простыней, ещё со двора. С бьющимся сердцем и отчаянной надеждой застать её там влетел в комнату и не обнаружив принялся всё, что попало под руки крушить. Откуда-то из самой глубины вырастала страшная злость. Он привёз лекарство, чтоб лёгким путём избавиться от проблемы, а она опять сбежала. "А что, если она исполнит свою угрозу и исчезнет из его жизни навсегда, да теперь ещё и с ребёнком-оборотнем?! Ребёнком, которого она скоро будет ненавидеть и стесняться". Он испытывал каждый раз тошноту от такой мысли. Сердце его сжималось от жалости и боли, к тому не винному существу — страдальцу. О многом он передумал лежа один в холодной постели. Опомнившись и остыв, он принялся её искать. Про Митрича он уже не спрашивал, знал, что уехал с ней. Первое куда он направил стопы поиска, была усадьба. Но там её не оказалось. Встревоженная приездом барона нянька, разводила руками. Охотничий домик тоже был пуст. Потом объехал все дороги, выспрашивая на всех постоялых дворах о путешествующей одиноко молодой женщине. Но нового ему никто, ничего не добавил. К отцу возвратиться она не могла, иначе Алексей предупредил бы его об этом. "Как сквозь землю провалилась". — Сетовал он. Минутами ему хотелось, во что бы то ни стало, найти её и отшлёпать. А в иные, чтоб делала, как ей заблагорассудиться, лишь бы вернулась. Но случай узнать о ней долго не предоставлялся. По ночам, когда наглая луна лезла в окно, он, крутясь в холодной постели, особенно остро ощущал своё одиночество. Теперь он был не уверен, что брак его останется. Он сам собственными руками сделал себя несчастным и отдалил жену. Ах, как он не хотел об этом думать.
Отшумела золотом и дождями осень. Покрыла мёрзлую землю белой периной зима.
Они стояли молча. Она, смотря в окно и боясь обернуться, он ей в спину, не решаясь подойти. Наконец он осмелился и, проглотив комок, перекрывающий горло, произнёс:
— На этот раз ты кинула всё, но забрала с собой куклу.
Она не пошевелилась. Не слышно сделав этот последний шаг, обняв её за плечи. На лице его блуждало странное выражение удовлетворения. Губы кривила насмешка.
— Я кинула ей в Митрича под окном.
— Ты же взрослая женщина уже. Зачем эти детские прятки. — Насмешливо спросил он, стараясь казаться спокойным и невозмутимым.
Она обернулась и подняла глаза на его красивое, но сердитое с застывшей улыбкой лицо.
— Серж, это единственный был шанс его спасти.
— Зачем? — резче чем того хотел, осведомился он.
Она порывисто схватила его руку и поднесла к своему животу.
— Мне надо очень многое вам барон сказать. Дайте руку, чувствуете, как он укладывается на сон. Я волнуюсь, не спит и он. Вы мучаете нас обоих, дорогой, — её тон был официальным.
Не владея собой, он отдёрнул руку, как от жала.
— Ничего не желаю знать. Мы едем домой, завтра же. — Забыв обо всём, заявил он.
— Я не поеду с тобой. — Произнесла она всхлипывая. — И я тебя более возле себя не держу.
— Поедешь, куда ты денешься, я ваш муж, сударыня. Надеюсь, вы не забыли ещё об этом.
Она выскользнула из его объятий и, отойдя на безопасное расстояние, произнесла, отделяя каждое слово:
— Барон, я с вами не поеду. И сейчас же убегу. — Её голос звучал хоть и приглушённо, но уверенно.
— Прекрати детские выходки. Ты подвергаешь себя опасности. У тебя вот-вот должны начаться роды, а ты опять пытаешься пуститься в бега. Теперь ты вынуждаешь меня всю ночь держать твои руки.