Оборотень
Шрифт:
– Эмили! – голос папы сзади.
Не успела опомниться и открыть глаза, как меня оттолкнуло в сторону. Почувствовав под собой землю, открываю глаза, передо мной снова черный волк. Вот только в бешенстве смотрит, рычит и скалит клыки.
– Эмили, как ты могла!?
– Его явно появление папы не обрадовало, весь взъерошенный – шерсть дыбом.
– Как ты могла предать меня?! – снова голос в моей голове.
Шагает на меня, пронзает волчьим взглядом. Вот как ему объяснить, что я сама не рада его появлению.
–
– Эмили, держись! – слышу, папа передернул затвор ружья.
– Папа, не надо! – выкрикиваю ему в ответ.
Не смотря на то, что я под лапами волка, выскальзываю и бегу к отцу, чтоб остановить его.
– Не надо! – меня оглушает выстрел.
Встаю и не могу понять, что произошло. В ушах звенит, теряю ориентацию. Отец лежит на поляне с ружьем в руках, волк теперь над ним.
Медленно шагаю к ним, папа не шевелится. Всё внутри затрясло, холодок пронзает насквозь.
– Не убивай его, - сдавленным голосом, - он не виноват. Он… Он просто шел за мной, - слезы невольно хлынули.
– Плохой из него охотник, - рыкнул.
Волк аккуратно взял у него ружье и отбросил в сторону. Видимо папа не попал в него, что радует больше всего в этой ситуации.
– Прости меня, - быстро вытираю слезы.
– Я чуть тебе не доверился, - злобно фыркнул у моего лица. – Эмили…
– М-м-м… - папа зашевелился.
– Не уходи, не оставляй меня!
– в глазах грусть, разочарование, обида на себя.
Обошел, даже не бросая презрительного взгляда, вмиг скрылся среди деревьев.
Стою ни с чем, не позвать, не догнать, нет шанса просто извиниться. Всё внутри меня кричит, что это наша последняя встреча. Всё внутри разрывается на части. Я так была близка к нему, ещё какое-то мгновение и
– Эмили, - вскочил папа.
– Где он? – смотрит на меня безумными глазами.
– Где мое ружье? – очнулся.
Молча смотрю на него и не могу слово вымолвить, словно проглотила язык. Волк прав – плохой охотник тот, кто теряет оружие на охоте.
Разворачиваюсь и направляюсь в сторону дома, оставляю его наедине с самим собой. Не думаю, что волк вернется, чтоб поквитаться с ним. Хотел бы, убил его сразу, не задумываясь.
– Эмили, стой! – растерянный голос отца.
Слышу, как пыхтя, еле успевает за мной. Слезы текут, но я на них не обращаю внимание. Впервые игнорирую отца, его угрозы. Наверно где-то в глубине души я начинаю его ненавидеть.
Последние три дня изменили мою жизнь, взгляд на мир, и вмиг всё рухнуло. Может, я и не успела увидеть его в обличье человека, не успела узнать его поближе, как зовут и какой он на самом деле? Но последняя встреча, объятья и поцелуй, заставили биться сердце иначе.
Вытираю слезы ладонью и чувствую на них его запах, что заставляет задыхаться. Хочу ещё раз почувствовать его плоть, его горячие губы, дотронуться до его шелковистых волос. Не хочу признавать тот факт, что всё кончено!
– Эмили! – хлопаю дверью перед носом у отца. – Открой, нам нужно поговорить! – кричит в бешенстве, а я запираю на замок.
– Не трогай меня! – кричу в ответ.
Ложусь на кровать, зарываюсь в одеяло, утыкаюсь в подушку и пытаюсь успокоиться. Лежу и понимаю, что долго скрываться за закрытой дверью не получится. И почему он меня не позвал за собой?
Папа постоял ещё немного за моей дверью, а потом всё снова утихло. Закрыла глаза и провалилась в воспоминания, а затем и в мир Морфея.
Наутро я проснулась от шума в доме. Папа с мамой скандалили, и это точно не без моего заочного присутствия, но я не вышла из комнаты. Мне было абсолютно безразлично, что скажет папа, что снова предпримет. Тот, кто мне нужен… Мне его больше не увидеть.
За три дня успела понять его характер, он серьезен и строг, не изменит своего решения. Он дал ясно понять, что больше мне не доверяет, а значит, что дружба окончена.
После обеда в доме наступила тишина, то ли ушел папа, то ли успокоился. Я вышла из комнаты, пошла на кухню. Открыла дверь – никого, попила воды, а поесть не получилось, не могу проглотить и куска хлеба. Теперь на собственной шкуре понимаю, что такое первая разбитая любовь. И когда успела я так влюбиться в него? Наверно больше сводит с ума то, что я его так и не увидела.
– Эмили, - мама сзади одернула. – Не хочешь поговорить? – строго посмотрела на меня.
– Нет, - таким же взглядом одарила ее и пошла к себе.
Может, я к ней не справедлива, но она всегда на стороне папы. Что-то ей доказывать, рассказывать будет бесполезно.
Дня два они пытались меня выманить из комнаты угрозами, еще дня два уговорами. Я не решилась начать разговор, и что бы я сказала? Сказать было нечего, но и оправдываться не хотелось. А то, что они знали об оборотнях, я поняла в тот роковой день, так что это была не новость для них обоих.
Я молча ходила по дому, на звонки не отвечала, пыталась смотреть телевизор, слушать музыку. Душа болела, сердце разрывалось на части, ничего не помогало. За четыре дня депрессивной диеты, вещи на мне весели, как на вешалке.
– Эмили, положи пульт! – мама рявкнула на меня.
– Не смотришь телевизор, дергать каналы не нужно. Лучше займись чем-нибудь полезным, почитай книжку.
Откидываю пульт в сторону, продолжаю сидеть на диване. И почему все знают и указывают, что для меня полезно, а что нет?
– Добрый вечер, - неожиданно папа вошел в гостиную.
Я молча пытаюсь смыться с глаз, пока ничего не начал расспрашивать или поучать чем-нибудь.
– Эмили, сядь на место! – одернул меня.
– Нет! – пытаюсь продолжить путь.