Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

— Зачем вы вообще мне эту дрянь подсунули?

— Ты не справлялся, — снова предельно коротко ответил шеф.

— С чем это я, интересно, не справлялся? Я нормально играл свою роль, никто ничего даже не заподозрил!

— Нормально играл свою роль? — холодно переспросил Папыч и обернулся. Уставился на Илью одним из самых тяжёлых своих взглядов и некоторое время изучал лицо конквестора. Отмечал покрасневшие веки и ходящие на скулах желваки, едва заметную дрожь рук и нервную напряжённость позы. Потом негромко заговорил: — Ты походил на Ахилла только внешне, но и это — не твоя заслуга, это сделали стилисты. От тебя требовалось быть Ахиллом. Вести себя

как он. А ты? Ты уклонялся от поединков. Ты не вёл за собой в бой. Ты не принимал решений. Ты не убивал. Ты не был тем героем, которого должен был играть.

Каждое слово, словно метко пущенная стрела, попадало в цель. Илья прикрыл глаза. Шеф был прав. От начала до конца. Он походил на Ахилла только внешне — не более.

— Я с самого начала говорил, что не готов… — пробормотал он, наконец.

— К этому нельзя подготовить, сидя в офисе. Можно только бросить в воду и надеяться, что ты выплывешь. И ты не утонул. Но и не поплыл. Так, барахтался на месте. В другой ситуации мы бы тебя просто вернули, но тут выбора не было, слишком многое стояло на кону. Ты должен был вести себя, как Ахилл, чтобы влиять на ход событий у Трои. Но ты не мог. Пришлось тебя подтолкнуть. Этот препарат вызывает агрессию, бешенство, ярость. Только под его воздействием ты, наконец, смог играть роль, которую от тебя ожидали.

— А ничего, что меня подсадили меня на наркотики? — Илья зло уставился на шефа. Боль усиливалась, накатывала хорошо знакомая за последние дни беспричинная ярость, сметая все внутренние барьеры и ограничения. — Пусть я теперь стану законченным наркушником, главное — не пострадала Великая Цель, да?

Даже в тумане, окутывавшем Илью, он осознал, что кричит. А затем в салоне машины воцарилась тишина. Бисмарк обеими руками вцепился в руль и старательно смотрел прямо перед собой, полностью сосредоточившись на дороге. Тарас вжался в угол так глубоко, что почти слился с тенью. Ян не отрывался от чемоданчика. А Папыч, чуть прищурив тускло-серые глаза, смотрел в сузившиеся зрачки Ильи и молчал. Позволил зазвеневший после крика тишине наполнить салон, дойти до затуманенного сознания конквестора и пробиться сквозь него. А после заговорил — тихо, ровно, как санитар с душевнобольным:

— Илья, ты сейчас не в себе, потому не можешь рассуждать рационально. Законченным наркушником ты не станешь, потому что в техцентре тебя ждёт курс реабилитации. После него будешь как новенький.

— Конечно, буду, — огрызнулся Илья. — А то, что мне ломка предстоит — это так, мелочь, ерунда.

— Прекращай хныкать, — всё так же негромко, но твёрдо приказал шеф. — Не кисейная барышня, переживешь.

— Конечно, переживу, меня ж опять никто не спрашивает, просто ставят перед фактом! — недовольно пробурчал Илья, но по его голосу было слышно, что он успокаивается.

Шеф заговорил с привычным ехидством в голосе:

— Не поверишь, но я решил дать тебе этот препарат вовсе не ради собственного извращенного удовольствия; мне не нравится чужая боль, — и, резко перейдя на серьёзный тон, добавил: — Всё, хватить ныть, у нас слишком много настоящих проблем, чтобы тратить время на твои сопли.

Разговор был окончен, и Илья уставился в окно и принялся старательно дышать. Раз-два — вдох, раз-два-три-четыре — выдох. Раз-два — вдох, раз-два-три-четыре — выдох. Медленно, не спеша. Теперь, когда конквестор понимал, чем вызывается беспричинная злость, он особенно не хотел ей поддаваться — это ведь унизительно, чтобы сила воли проиграла каким-то там химическим препаратам.

Некоторое время спустя Илья

успокоился настолько, что даже отступила боль. Пришло осознание, что Папыч, конечно, прав: ломка — это не смертельно, а после курса в техцентре он будет в полном порядке. Да, с этической точки зрения подсовывать ему тайком наркотики — это решение, мягко говоря, неоднозначное, но так ведь и ситуация была беспрецедентная. Зато теперь она решена… И правда — ситуация-то решена! В перипетиях последних часов Илья почти забыл, что задание выполнено, и с его плеч, наконец, упал груз этой невыносимой ответственности. Он справился. Сделал то, чего ещё никогда не приходилось делать кому-либо из «Бастиона». Сам!.. Ну, почти сам. Всё позади… Хотя… Что там говорил шеф про проблемы?

— А какие ещё проблемы, Андрей Папыч? Всё, Троя падёт. Храм Аполлона рухнул, для греков это точно знак, что боги на их стороне, они троянцев просто сметут. Если хотите, могу хоть завтра смотаться и удостовериться.

— Какие ещё проблемы? — негромко повторил Папыч — и неожиданно для всех вздохнул, — Даже и не знаю, с которой начать…

* * *

— А, Гаврилов? Входи, — генерал-лейтенант Стрельников медленно поднял глаза на стоявшего в дверях кабинета лейтенанта и устало потёр виски.

Только что у него состоялся тяжёлый разговор с очень высокопоставленным чином Генштаба, и давно поседевший боевой генерал, так и не привыкший за три года к тыловой должности, сумел-таки отстоять одну из своих лучших оперативных групп. Конечно, генштабовец не рассказал ему всего, но Стрельников служил в армии уже почти сорок лет и прекрасно умел делать выводы из косвенных данных. Отряд капитана Ларионова отправили на розыск чрезвычайно важного, секретного груза, что пропал вместе с партией оружия на пути из Сибири в Москву, и, видимо, в процессе поиска ребята узнали больше, чем следовало. Генерал понятия не имел, что именно они узнали и не представлял, что собирается предпринимать по этому поводу Генштаб, но шестым чувством чуял — ничего хорошего. Но терять хороших ребят не хотелось; профессионалами такого уровня не разбрасываются.

— Здравь-жела товащ-генерал! — щелкнул каблуками лейтенант, вытягиваясь по стойке смирно.

— Вольно, — махнул рукой Стрельников. — К делу. Тяжёлая у вас выдалась последняя операция, да?.. Но вы справились, молодцы. Ты, лейтенант, хорошо себя показал, да… Только вот рапорт твой… переписать надо.

— Товарищ генерал?

— Да, переписать, — несколько рассеянно отозвался Стрельников, словно думая о чём-то другом. — Чтобы в нём ни слова не было по поводу моря, армий и всего остального… Нет-нет, лейтенант, я знаю, что ты ничего не придумал, я не сомневаюсь, что ты говоришь правду. Но рапорт надо переписать.

— Товарищ генерал…

— Лейтенант, ты же знаешь, что хотя официально причиной поиска, на который отправили вашу группу, была партия пропавшего оружия, на самом деле требовалось отыскать экспериментальный экземпляр секретных разработок оборонного НИИ.

— Так точно, товарищ генерал.

Стрельников вздохнул. В генштабе ему дали объяснение, но сколько в нём было правды, а сколько — лжи, он и не знал.

— То, что вы видели — море, армии, храмы — это как раз та самая новая разработка в действии. Психотропное оружие, — голос генерала звучал отстранённо, словно он повторял за кем-то чужие слова. Собственно, так оно и было. — Но поскольку это сверхсекретная информация, никакие упоминания о ней или о том, как она воздействует, нам в официальных отчётах не нужны. Ясно?