Оборотни Индии
Шрифт:
Итак, я отправился к мулле. Азизулла — а именно так его звали — как всегда сердечно принял меня. После того, как я в очередной раз выслушал его подробные наставления о том, как положено правоверному творить молитву, предварив ее омовением и сопровождая правильными телодвижениями и жестами, и помолившись вместе с ним, я попросил его открыть Коран и вновь прочитать мне некоторые мои любимые суры. Старик нацепил на нос очки и, мерно раскачиваясь, зачитал мне несколько глав, давая по ходу чтения необходимые толкования о правильном образе жизни и поведения истинного мусульманина. Все это я уже неоднократно слышал, и, когда он закрыл Коран, попросил его честно сказать мне, есть ли в этой священной книге, дающей ответы на все вопросы правоверного, нечто такое, о чем он мне еще не рассказывал.
— Нет, нет, сын мой, — сказал
— Спасибо тебе за твою доброту ко мне. Я всего лишь хотел спросить, нет ли еще чего-нибудь такого сокровенного, о чем бы я мог узнать, — поблагодарил я муллу. — Скажи мне, какой путь мне выбрать, кем же мне стать, чтобы исполнить все твои мудрые наставления и заслужить себе рай?
— Стань муллой! — воскликнул Азизулла. — Тебе, правда, придется долго и упорно учиться, но в конце концов ты овладеешь божественным словом и в полной мере познаешь волю благословенного нашего пророка Мохаммеда — да пребудет его душа в мире! — которого избрал Аллах среди миллионов людей! Поверь мне, нет дела более угодного Богу, чем служение ему! Я берусь научить тебя читать на арабском языке, на котором написан Коран, а потом твой отец, который, уверен, думает о твоем будущем так же, как и я, пошлет тебя в Дели совершенствовать твои познания в духовном училище — медресе.
— Я обязательно подумаю об этом, — пообещал я, однако, честно сказать, стать муллой мне вовсе не хотелось. Я не мог не заметить, что Азизулла сам-то был крайне беден и существовал лишь за счет скупых подаяний тех, кто ходил к нему в мечеть. Кроме того, ни мой отец, ни Хуссейн, никто из их товарищей муллами не были. Значит, все-таки есть еще что-то такое, о чем не дано знать мулле.
Я решил более не ходить к нему, справедливо ожидая, что при каждой следующей встрече он будет теперь лишь твердить о том, что мне надо обязательно стать муллой, добавляя к этому каждый раз новые доводы. Так и не получив нужного ответа, я с каждым днем все больше терял душевное спокойствие, замкнулся в себе и, испытывая по временам приступы настоящей тоски, стал даже подумывать о бегстве из родного дома, тем более что отец вместе с Хуссейном вновь исчезли тогда из деревни. Мне пришлось ждать целый месяц, пока они вернулись домой.
Вскоре после возвращения, как-то раз вечером Исмаил велел мне зайти к нему на его половину дома, что ранее случалось очень редко. Он пригласил меня сесть рядом с ним. Мы оба молчали некоторое время, и потом Исмаил спросил меня:
— Что происходит с тобой, Амир, мой мальчик? Я замечаю, что ты постоянно мрачен и замкнут в себе. Не случилось ли что-нибудь с тобой, пока меня не было в деревне? Что так мучает тебя, мой дорогой сын, скажи мне!
Собравшись наконец с духом, я рассказал ему, что слышал их разговор той ночью.
— Прости меня, отец! Я не должен был этого делать, но я не мог преодолеть своего любопытства. То, что я услышал, преисполнило мою душу волнением и великим ожиданием. Я умоляю тебя рассказать все о судьбе, которая уготована мне. Клянусь, что не обману тебя в надеждах, которые ты возлагаешь на меня.
— Хорошо! — сказал отец в раздумье. — Ты, я смотрю, и так уже начинаешь кое о чем догадываться. Так слушай!
Отец повел долгий рассказ о своей жизни, о ее превратностях, о том, как жестоки и хитры бывают люди в поисках корысти, о подлости и предательстве, с которыми ему приходилось сталкиваться всю жизнь, о том, как низок может быть человек, и в конце концов сказал:
— Вот уже много лет я состою в великом братстве, которое объединяет в себе и нас, мусульман, и индусов. Мы зовемся тхаги. Кто такие тхаги и почему я стал одним из них? На это я скажу тебе, что нигде более на свете тебе не найти истинной и великой веры — только среди нас. Больше ее нет нигде — каждый человек пытается перехитрить и обмануть своего соседа, нет такой хитрости, на которую не пускались бы люди, чтобы добиться своего. Не так у нас: мы все братья, от первого и до последнего. Где бы ты ни оказался по время своих странствий, тебя везде ждет радушный прием наших братьев. Они могут не говорить на твоем родном наречии, но все равно прекрасно поймут тебя, поскольку у нас у всех одинаковые условные знаки, единые обряды и общий язык — рамаси. Главное — мы все объединены единой целью служения божественной воле нашей небесной покровительницы — богини Кали. Где еще ты найдешь такое братство среди людей, для большинства которых нет ничего святого, кроме их кармана и брюха? Кроме того, нами руководит и благословенный Аллах: не будь на то его соизволения, нам никогда бы не удалось стать теми, кто мы есть. Огонь наших сердец, твердость руки, решимость и настойчивость — все это дают нам он и великая Кали. Через несколько дней я расскажу тебе подробнее, в чем состоит наше ремесло. Ты пройдешь все необходимые обряды посвящения и станешь одним из нас. Я возлагаю на тебя большие надежды — годы берут свое, я старею и поэтому хочу, чтобы ты скорее добился славы и почета среди наших людей и занял бы мое место предводителя — джемадара. Имей, однако, в виду, что у тебя не будет пути назад после того, как мы откроем тебе все наши тайны. Тебе придется пройти через испытание, для которого тебе потребуется вся твоя храбрость. Справишься ли ты?
— Я справлюсь, отец, — горячо заверил я. — Испытайте меня.
— Подожди немного, — сказал отец. — Через несколько дней в городе Шепуре во время праздника дуссера по моему призыву соберутся сотни тхагов со всей Индии. Они будут готовы повиноваться каждому моему слову, ибо знай, я один из самых известных и главных их предводителей по всей стране. Тогда я и представлю тебя своим друзьям. Нам предстоит решить, куда направить свои отряды. Сейчас идет большая война раджей Гвалиора и Мальвы против англичан, и нам это очень на руку, поскольку их войскам сейчас не до нас. Впрочем, обо всем этом потом, а пока ты должен молчать и никому не говорить о нашем разговоре. Ступай спать.
На этом и закончился наш разговор. Я лег спать и проснулся на следующее утро уже совсем другим человеком, полным сил и бодрости. Да, мне всего лишь восемнадцать лет, думал я, однако это не помешает мне стать в один ряд со взрослыми тхагами. Я чувствовал в себе прилив необычайного мужества и храбрости, и совсем вскоре мне представилась совершенно неожиданная возможность доказать их.
Схватка с тигрицей
Дело было так. Неподалеку от нашей деревни, в джунглях, вдруг объявилась тигрица с почти взрослым тигренком. В первый же день она убила пастуха, на второй — еще одного человека, который отправился в лес на поиски пропавшего пастуха, на третий день она изувечила старосту нашей деревни, всеми любимого и уважаемого человека, который вскоре скончался от ран. Жители деревни в тот же день собрались все вместе в мечети и решили покончить с тигром. Рано утром следующего дня мы встретились на опушке леса. Среди нас был один человек — огромный усатый пуштун, который вызвался возглавить охоту. На него было навешено столько оружия, что он едва мог двигаться. На поясе у него висели две сабли и несколько кинжалов различной длины и формы; из-за спины торчал огромный обоюдоострый меч, острие которого то и дело цеплялось за землю. За спиной же был приторочен щит, а в правой руке он держал мушкет с дымящимся фитилем.
— Салам алей кум, Исмаил! — обратился он к отцу густым, хриплым голосом. — Не верю глазам своим! Ты, такой тихий и мирный человек, и вдруг собрался на эхоту? Ого, и сынок твой туда же!
— Да, Дильдар Хан, ответил ему отец. — Каждый уважающий себя мужчина должен принять участие в этом деле. Если мы не убьем эту скотину сегодня, то, как знать, завтра она может съесть кого-нибудь еще.
— Лично я намерен убить тигра сегодня, Бог даст! — гордо заявил пуштун, подкручивая усы и явно любуясь собой. Немало тигров успокоил я при помощи моего доброго ружья, а эта тигрица что за тварь такая, чтобы уйти от моей пули? Будь проклят весь ее род до седьмого колена! Я боюсь только одного, что эта зверюга испугается и удерет, не дав нам доказать свою доблесть.