«Оборотни» из военной разведки
Шрифт:
Ему же на службе везло. Там, где многие перенапрягались, ему удавалось проскочить легко: то господин Случай поможет, то Пронырливость, то Заискивание. Поэтому у пего не было оснований жаловаться на жизнь. Миловидной женой, с которой приятно было появляться в обществе, он открыто восхищался на людях, хотя дома ей никаких комплиментов не дарил. На представительских мероприятиях жена была в центре внимания дипломатических пар. Женщины ей завидовали, мужчины — восхищались. Всё шло размеренно и комфортно. И всё же для жены не остался не замеченным процесс какого-то перерождения души супруга. Вторая командировка проходила у него более напряженно, чем та — первая, будившая приятные
Вот и сейчас Сергей ушел, а она стала у окна наедине с тревожными раздумьями: «Что его так угнетает? Отчего у него такая дикая бессонница? Участились неожиданные отлучки в вечернее время, после которых он возвращается домой с плохим настроением. Объясняет раздражение усталостью. Но меня не проведешь, я чувствую в его ответах фальшь. Почему он молчит, если есть необходимость выговориться? Раньше такого никогда не было. Приходит со службы, как выжатый лимон. Чего-то остерегается, а чего — не пойму никак…»
Пашкин докладывал Стороженко материалы на Бохана. По первой командировке в Греции на исчезнувшего были сведения о каких-то сомнительных, до конца не выясненных, контактах с американским бизнесменом. Эта связь объяснялась служебной необходимостью, но только частично. По заявлению сослуживцев, Бохан излишне нервничал, организуя встречи с этим респектабельным американцем, с которым установил доверительные отношения. Руководство резидентуры вскоре потеряло американца из вида.
Следует заметить, что Бохана однажды видели выходившим из гостиницы в центре Афин. Тогда не придали этому значения, да и командование взяло под защиту тот визит Бохана в отель, объяснив оперативной необходимостью. Теперь нельзя исключать, что подобные визиты он делал не раз.
— Это уже интересно. А почему такие материалы лежали без выяснения истины столько времени? Вы запрашивали дополнительно внешнюю контрразведку? — спросил Стороженко.
— Нет, тогда не успел. Накатился ком других, более интересных материалов, отодвинувших бохановские на второй план.
— На второй план, на второй план… Что-то мы с вами обленились донельзя. Прекратили думать и анализировать. Это ведь очень интересный субъект уже в то время был. Им тогда следовало бы заняться всерьёз. Дай такие материалы на периферию — они были бы «обсосаны» до косточек, а мы с вами, получается, слишком богаты, поэтому бросаем их легко и просто. А задумывались ли вы о возможных тяжелейших последствиях для военной разведки? — спрашивал подчиненного Николай. — Нет, не задумывались! А должны были…
— Николай Семенович, кто-кто, а вы должны понять, что сил у нас нет тащить полную арбу таких сигналов. Сами знаете, что в последние годы мы задыхаемся от наплыва подобных материалов. Сегодня атака на военных разведчиков идет и слева, и справа. Их бьют, кому не лень, — и наши безголовые руководители, и головастый противник, — пытался оправдаться подчиненный.
— Прости за кнут, не всегда же пряником кормить. Мы оба виноваты с тобой, особенно я, — подытожил Стороженко. Он никогда не позволял себе повышать тон на подчиненных и привык ответственность брать на свои плечи. Михаила он знал давно как предельно честного человека, исполнительного оперативника. Он был волом, тащившим одно из важнейших подразделений ГРУ. Правда, ему время от времени требовалось давать подробные инструктажи, а иногда и подстёгивать в срочных делах.
— Согласись, Боханом надо было плотно заниматься сразу по возвращении из первой загранкомандировки.
Принимаю критику… виноват я.
— Ну, если принимаешь, тогда слушай: рабочий день начинай с доклада о ходе розыскных мероприятий. Прошу подготовить обобщенную справку по всем имеющимся материалам. Кстати, кто вылетает руководителем комиссии в Афины?
— Полковник Новиков.
— Вот и прекрасно. Ты его хорошо знаешь, поэтому попроси в ходе работы на месте обратить внимание на такие моменты… — он стал перечислять их.
Через несколько дней ведущие информационные агентства мира — Рейтер, Ассошиэйтед Пресс и другие — передали сообщение, что советский военный разведчик полковник Бохан попросил политическое убежище в США. Американские власти положительно отреагировали на просьбу офицера ГРУ. Через сутки после обращения якобы в американское посольство в Афинах его вывезли на военно-транспортном самолете из Греции на одну из военных баз в Западной Германии, а затем спешно доставили в Штаты.
В Афины из Москвы вылетела комиссия ГРУ, которой удалось пролить свет на факт исчезновения полковника-дипломата. Правда, эту информацию надо было ещё тщательно просеять оперативникам военной контрразведки, отделив истину от лжи. Начальник одного из управлений ГРУ ознакомил чекистов со справкой, подготовленной вернувшейся из греческой столицы комиссией. В секретной тетради Стороженко появилась выписка из справки: «…Бохан за период командировки с 1983 по 1985 гг. жил явно не по средствам… Перечень его связей и их характер позволяет сделать однозначный вывод, что он мог попасть в поле зрения спецслужб противника…»
Далее шло перечисление признаков, под которые подпадал беглец, как агент ЦРУ, испугавшийся разоблачения. Дополнительная проработка материалов показала, что страсть к нумизматике уже не ограничивалась желанием иметь приличную коллекцию, а втянула его в крутой бизнес. Свершилось перерождение офицера в дельца. По характеру он был трусоват, хотя перед женой стремился продемонстрировать сталь в голосе, а перед сослуживцами натуру трудоголика.
Накопительство, стремление больше взять, чем кому-то отдать, постепенно сформировали в нем эгоиста, давно не считавшегося с чужим мнением, даже если оно претендовало на истину. В армейском единоначалии виделось ему посягательство на личность. Увлекшись бытоустройством, он отодвинул на задний план вопросы трудной и ответственной работы. Заграничную командировку считал за главный источник наживы.
В последние месяцы Бохан чего-то боялся. Пытался наладить хорошие отношения с офицером безопасности посольства. Он страшился выезда в СССР.
Прибывший из Афин полковник Николаев в беседе со Стороженко и Пашкиным поделился личными наблюдениями:
— Анализ всего того, что я там прочел, услышал и увидел, позволяет сделать вывод: он сбежал, будучи завербованным. Бохан рогами упирался, чтобы только не ехать на совещание в Москву. Я думаю, он боялся вашего колпака, боялся быть арестованным на Родине. Его дважды вызывали в Центр. В первый раз он сослался на болезнь, а второй раз — «опоздал» на самолет…
Через несколько дней на стол Стороженко легла справка о принадлежности американского «нумизмата» к ЦРУ. Он являлся разведчиком — вербовщиком, специализирующимся по разработке советских граждан. Его деятельность такого плана фиксировалась нашей внешней контрразведкой в Заире и Сомали.
Посольство СССР в Вашингтоне. Консульский отдел делал всё возможное и невозможное, чтобы власти разрешили встречу с Боханом как гражданином Советского Союза. В прошлом отмечались случаи насильственного захвата наших сотрудников с последующим объявлением в прессе о добровольном их переходе на сторону противника с одновременно активным процессом перевербовки.