Оборотни: люди-волки
Шрифт:
По мере того как греки и римляне отваживались на все более далекие путешествия по миру, им становились известны и другие существа — гибриды людей и животных. Некоторые исследователи, такие как карфагенянин Ханно Мореплаватель (правил в конце V века до н. э.), доплывали до самых берегов Африки, где встречали человекозверей, живших в лесах у побережья. Он назвал их «гориллами» (от латинского слова, обозначающего «племя волосатых женщин») — отсюда и наше современное название. Хотя мы теперь знаем, что это род обезьян, характерный для тех земель, тогда эти существа считались неизвестным типом существ, сочетавших в себе черты как человека, так и животного.
В Англии представление о дикаре или человекозвере как о воплощении варварства просуществовало до XVI–XVII веков и зафиксировано во многих литературных источниках, включая «Королеву фей» Эдмунда
Колдовство
Если некоторые существа могли сочетать в себе элементы цивилизованности и дикости, то было ли возможно «переключение» между двумя их натурами? Было ли возможно для человека цивилизованного по-настоящему принять обличье животного — на манер эйги эйнхамр, как упоминалось ранее? Это был вопрос, занимавший умы многих мыслителей и церковников. Средневековые христиане Запада, похоже, отвечали на него в целом положительно — но лишь при условии применения определенных сверхъестественных сил. Такие силы, как говорила церковь, могли исходить только от дьявола, и лишь те, кто заключал договор с повелителем ада, могли производить такие превращения. В их число могли входить старухи, продавшие душу Сатане в обмен на способность к трансформации, чтобы причинять вред соседям. Ведьмы бродили по сельской местности в облике кошек, крыс, горностаев и ласок, а иногда — птиц (ворон и сов) или насекомых (жуков и тараканов), чтобы шпионить за теми, кто жил по соседству, или творить темные дела. Они совершали такие превращения либо благодаря произнесению заклинаний (древнее колдовство саксов предположительно использовало гальдор, конфигурацию определенных рун), либо умащая тело специальными мазями или мастиками, рецепты которых ведьмы получали от различных сущностей из преисподней. Они могли также производить такие перемены благодаря ношению специальных предметов одежды, обладающих «магическими свойствами», — рубах, платьев или поясов. В расцвет Средневековья такие поверья широко распространились по Англии и Европе. В своей «Истории и топографии Ирландии», написанной в 1187 г., валлийский монах Гиральд Уэльский (Гиральд Камбрийский) с уверенностью утверждал, что все ирландские женщины обладают способностью превращаться в зайцев и горностаев по своей воле. Гиральд, конечно, отличался крайним легковерием и был склонен верить всему, что только доводилось услышать… но это верование получило невероятно широкое распространение в Британии и дожило до середины XVII века.
В известной английской деревенской сказке начала XVII века говорится: «В Тренте жила когда-то девушка, унаследовавшая ведьмовской пояс от своей бабки. Когда она надевала его на себя, то принимала обличье зайца. В этом обличье она дразнила и заманивала за собой любого из тех, кто жил в окрестных лесах. Когда кто-либо из них стрелял в нее, стрела отскакивала от ее шкуры». В том же духе писал английский эссеист и драматург Джон Марстон (1575–1634 гг.): «Карга, чьи лживые слова яд источают, стала древней ведьмой, чтоб ныне превращаться в кота-кастрата».
В Германии в 1427 г. одна женщина призналась, что, «перекинувшись» в обличье кошки, убила по меньшей мере 30 младенцев и выпила их кровь. Любопытно то, что она сохраняла свой человеческий облик в глазах всех окружающих, тогда как сама себе казалась кошкой. В этом обличье, утверждала она, она кусала спящих детей, высасывая из них кровь, пока они не умирали. Она «призналась» в своем грехе Бернардину Сиенскому, который с немалым удовлетворением постановил сжечь ее за «преступления против христианства».
Прославленная шотландская ведьма Изобель (или Изабель) Гоуди, ведьма из Олдерна, что близ Нэрна, в 1662 г. предстала перед судом за колдовство и призналась, что время от времени принимала облик кошки, чтобы творить свою волшбу в окрестных деревням. Она совершала превращение, повторяя трижды такое заклинание:
Приму кошачью я натуру,С трудами влезу вчерную шкуру.Во имя дьявола тружусь.Доколь обратно не вернусь.Чтобы вернуться в человеческое тело, как она утверждала, следовало трижды повторить следующее контрзаклинание:
Кошка, кошка, Бог дал тебе черную шкуру.Я кошачью натуру твою приняла,Но женщиной стану сейчас, как была.Кошка, кошка, Бог дал тебе черную шкуру.В официальном руководстве по колдовству 1484 г., изданному с благословения папы Иннокентия VIII и озаглавленному Malleus Maleficarum («Молот ведьм»), два доминиканца-инквизитора, Якоб Шпренгер и Генрих Крамер, описывают, как ведьмы в разных частях Германии могут превращаться в животных, используя заклинания, артефакты или зелья. Этот учебник для охотников на ведьм отражал официальное мнение католической церкви о том, что некоторые люди при подстрекательстве Сатаны могут принимать обличье животного по собственному желанию. Людям богобоязненным предлагалось проявлять бдительность и доносить на своих злонамеренных соседей, которые с большой долей вероятности могли превращаться в какое-либо животное (даже в волка), чтобы нападать на тех, кто следует путями Господними. Этой книгой буквально зачитывались, и она была перепечатана в разнообразных вариантах по всей Европе. Содержащиеся в ней материалы принимались всерьез, с не меньшим доверием, чем текст Священного Писания, — и в том числе отчеты о волшебных превращениях.
Одна старая немецкая народная сказка, содержание которой пересказывается в некоторых изданиях «Молота», повествует о дровосеке — человеке благочестивом, — который однажды, рубя деревья на опушке леса неподалеку от Страсбурга, подвергся неистовому нападению трех диких кошек. Размахивая топором, он сумел отогнать их и спастись бегством. Когда он пришел в город, его внезапно арестовали и продержали три дня под стражей, не говоря ему, что за преступление он совершил. По истечении третьего дня его привели в дом, где несколько знатных женщин города лежали больные, покрытые шишками и синяками, и сказали ему, что все три обвиняют его в нападении на них. Мужчина стоял совершенно ошеломленный, ибо синяки на телах женщин совпадали с теми местами на телах диких кошек, куда пришлись его удары во время недавней стычки. Он рассказал местным властям эту странную историю, и, как ни удивительно, ему поверили, так как уже существовало подозрение, что эти три женщины достигли богатства и высокого положения в обществе средствами темными и сомнительными. Все обвинения против дровосека были тотчас сняты, и ему выдали небольшую сумму денег, дабы купить его молчание. Его выдворили из города без каких-либо дальнейших объяснений. Однако впоследствии он старался держаться подальше от того места в лесу, опасаясь, что ведьмы опять могут там объявиться в своем обличье диких кошек.
Некоторые французские охотники на ведьм, последователи философа Жана Бодена (1530–1596 гг.), который был страстным защитником веры в существование ведовства и колдовства, утверждали, что французские ведьмы могут менять обличье с помощью странных и ужасных мазей (часть которых, по слухам, содержала жир мертвых некрещеных младенцев), перекидываясь в ласок, кошек и даже собак и волков. В этом облике они часто совершали кражи имущества у соседей и даже уносили спящих детей из кроватей и колыбелей ради своих дьявольских целей.
Многие ученые приводят такой аргумент: если женщины намазывали свои тела всеми этими сомнительными субстанциями, проникавшими затем сквозь кожу, это могло вызвать определенные галлюцинаторные состояния, в которых они лишь воображали себя дикими животными. Или — как вариант — такая убежденность могла быть вызвана помрачением рассудка. Разумеется, странные слова той женщины, которая «призналась» Бернардину Сиенскому, заставляют предположить именно второй вариант (она считала себя кошкой, тогда как все остальные видели в ней человека). Несмотря на это, церковь утверждала, что на самом деле существуют люди, которые могут превращаться в животных, и подавляющее большинство (даже интеллектуалы того времени) это утверждение не оспаривало.