Оборотни
Шрифт:
Идеальное английское произношение. Темно-синий костюм, слишком узкие брюки, подложенные плечи. Ботинки из темно-синей кожи. Черные, прилизанные волосы. Маленький рот, губы бантиком.
– В "Валдорфе" все просто потрясены. Вы, вероятно, знаете, что мистер Кардью был близким другом месье Делакру.
– Кажется, в прошлом они часто играли в шахматы, – вставил я.
– Сражались! Месье Делакру относился к старому джентльмену с глубокой симпатией, поэтому ужасно расстроился. Ужасно. Он приехал бы сюда, если б дипломатический протокол не
– Этот вопрос лучше задать мистеру Шамбрэну. Мне кажется, о похоронах еще не думали. Тело отправлено на медицинскую экспертизу.
– Как жаль. Такое потрясение, – бегающие черные глазки Лакоста впервые уперлись в меня. – Полиция что-нибудь нашла?
– Я не слышал.
– Разумеется, вы не вправе рассказывать все, что вам известно.
– Я действительно не могу сказать вам ничего нового.
– Должно быть, я один из последних людей, кто говорил с ним. Вы знаете, что он позвонил послу за несколько минут до смерти?
– Да, мне это известно.
– Он хотел поговорить с послом, но месье и мадам Делакру уехали на концерт вместе с месье и мадам Жирар. Они живут в вашем отеле.
– Я знаю. Сегодня у меня трудный день, месье Лакост.
Вы, кажется, пришли ко мне по какому-то делу?
– Да, да. Речь пойдет о званом вечере в честь месье Бернарделя, намеченном на субботу. Мы с мистером Кардью составили список гостей и распределили их по столам в соответствии с дипломатическим протоколом. Теперь все эти заботы легли на меня. Мистер Кардью готовил окончательный вариант и говорил мне, что контроль за подготовкой карточек с фамилиями гостей и посадочных листов возложен на вас. Он успел передать вам эти листы?
– Нет, – ответил я. – Вчера мы говорили с мистером Кардью о посадочных листах, но он мне их не передал.
Лакост взмахнул ухоженными руками, изображая отчаяние.
– Где же я их теперь возьму? Полиция, должно быть, наложила руку на все вещи мистера Кардью.
– Так ли велика беда, мистер Лакост? У вас же есть экземпляр списка приглашенных.
– Есть. Но их же надо рассадить! – Лакост покачал головой. – Никто не мог справиться с этим лучше мистера Кардью. Как вы думаете, полиция разрешит мне взглянуть на его черновики? Они же не имеют никакого отношения к убийству? Я хочу сказать, дорогой мистер Хаскелл, едва ли в размещении гостей за столами кроется мотив убийства.
– Попробую вам помочь, но ничего не обещаю, – ответил я.
– Мне следовало вспомнить об этом вчера ночью, когда полиция беседовала со мной, но меня так расстроило известие о смерти мистера Кардью! И я старался вспомнить, что он сказал по телефону.
Я постарался ничем не выразить своего любопытства.
– Вроде бы не сказал ничего особенного. Спросил месье Делакру. Я ответил, что посол на концерте, а потом, – возможно, заедет в ночной клуб. Мистер Кардью… Он был
– Той ночью удача отвернулась от него, – заметил я. – Сначала он пытался связаться с нашим управляющим, мистером Шамбрэном, но тот уехал в театр. Потом позвонил послу, но и его не оказалось на месте. Тогда нашел меня, но мне не удалось сразу подняться к нему в номер. Если б я пришел на десять минут раньше…
Черные глаза вновь уперлись в меня. И я начал понимать, что секретарь посла не так прост, как могло показаться с первого взгляда.
– Он так и не сказал вам, что его беспокоило?
– Нет. Он просто попросил меня зайти к нему в номер.
Я пришел слишком поздно…
– Не смею больше отнимать у вас время, – Лакост двинулся к двери. – Но я буду у вас в вечном долгу, если добудете мне черновик посадочного листа. Вы понимаете, званого ужина никто не отменял.
Он кивнул на прощание и вышел. На моем столе звякнул телефон, и я снял трубку.
– С вами хочет поговорить господин Кролл, – сообщила Шелда.
– Предложи господину пройти в кабинет, – ответил я и подумал, не остался ли Кролл у Лили Дориш на всю ночь.
– Мистер Хаскелл? – каждое слово звонким эхом отдавалось от стен. – Как я понимаю, вы – пресс-секретарь отеля.
– Совершенно верно, сэр.
– Я хотел бы уладить с вами некоторые вопросы, – как и Лили Дориш, Кролл не делал различия между служащими отеля, будь то пресс-секретарь или коридорный.
– Улаживайте, мистер Кролл, – не слишком вежливо ответил я.
– Скоро сюда прибудет месье Бернардель. В аэропорту он встретился с журналистами, но хочет, чтобы в отеле их не было. Из машины он поднимется в свой номер. Никаких репортеров. Никаких фотографов. Никаких сообщений о его приходах и уходах. Ни сегодня, ни в будущем, без личного одобрения месье Бернарделя. Я выразился достаточно ясно?
– Достаточно, мистер Кролл.
– Останется только сожалеть, если отель попытается использовать месье Бернарделя как свою рекламу.
– Вы выразились достаточно ясно, сэр.
– Надеюсь на это. – И все. Ни "благодарю", ни "до свидания".
Я вышел в приемную и перепоручил Шелде решение всех текущих вопросов. Мне надо было переговорить с Шамбрэном.
Шамбрэн был не один, но мисс Руйсдэйл пригласила меня в кабинет. Он сидел за столом, свеженький, как огурчик, словно спал не меньше двенадцати часов. Перед ним дымилась чашечка кофе по-турецки.
Беседовал он с миссис Вейч, нашей старшей телефонисткой, и шустрой рыжеволосой Джейн Придль, одной из ее подчиненных.
От наших телефонисток требовалось не только мастерство, но и умение держать язык за зубами. Примерно восемьдесят процентов гостей "Бомонта" обманывали своих мужей или жен, так что телефонисткам, сидящим на коммутаторе, приходилось слышать многое, не предназначавшееся для чужих ушей. Но миссис Вейч и ее девушки не допускали ошибок. Во всяком случае, жалоб на их работу не поступало.