Оборотный город
Шрифт:
— У него была тележка трупов, — вслух припомнил я. — Под мёртвыми телами вполне можно было спрятать худосочного чумчару. Но смысл? Этот ваш Павлуша вроде не такой уж маньяк, чтоб бросаться на Хозяйку. Да и обладает ли он силой, позволяющей перекидываться в зверя…
— Ай, у него и спроси! Зачэм тут сидишь, иди давай! Шашку мою возьми, настоящая гурда! Кинжал бэри, ружьё бэри, найди злодея, будь джигитом — зарэжь его за меня!
— А вы?
— А я за тебя выпью! — честно поклялся он, протянул руку к початой бутылке и вновь рухнул навзничь. Я едва успел подхватить его, грузинский батюшка спал,
Значит, следующий наш подозреваемый — местный мясник Павлуша. Надеюсь, он в этом замешан, потому что я лично с превеликим удовольствием бы его застрелил! Ей-богу!
Этот подонок-людоед с фигурой расплывшегося тяжеловеса, интеллигентскими манерами и характером обиженной девочки в прошлый раз едва не нашинковал меня топором на суповой набор, вырезку и внутренности под фарш для пирожков. Разумеется, ни на миг не интересуясь моим мнением по этому поводу! И как его после этого прикажете называть?! Подонок и есть, однозначно…
Над входом в мясную лавку висели вырезанные из жести человеческие рука и нога, крест-накрест, с надписью «Свежее мясо России». За один такой текст заведение следовало сжечь дотла вместе с владельцем. Что бы я в принципе и сделал, не появись сзади мои старательные упыри…
— Всё исполнено, хорунжий! Мы тя ещё от церкви углядели, да ты быстро шёл, вот тока-тока тут и догнали… Чего рожа-то такая злая, али отец Григорий чачей угостить пожадничал?
— Готов ваш отец Григорий…
— Ну туда ему и дорога, — сплюнул через правое плечо Шлёма. — Я ж говорил, чё казачок его грохнет? А ты — не верю, не верю! На-кася выкуси, замочил батюшку и не устыдобился!
— Да живой он! — в сердцах взвыл я. — Пьянущий в тарантас, но живой! Ещё и с порога папаху мне пулей продырявил заместо «здрасте, добрый день»!
— Это он у нас постоянно так развлекается, — облегчённо выдохнул Моня. — Как зенки зальёт, так и палит по прихожанам, хоть храм за версту обходи! Говорит потом, будто родной аул от русской армии обороняет… А нам с того легче, что ли?!
Я тоже сочувственно покачал головой, потом резко вспомнил, куда и зачем пришёл, и, пару раз бодро постучав в дверь кулаком, шагнул внутрь, не дожидаясь особого приглашения. А потом с той же скоростью выпрыгнул обратно…
— Там же дышать нечем! Сплошная мертвечина, — прорычал я, но упыри в четыре руки затолкали меня в лавку. Хорошо хоть дверь догадались оставить открытой, иначе я бы точно откинул шпоры…
— О, неужели сам Илья Иловайский вернулся? Радость-то какая! — Из-за грубого, засаленного прилавка, отложив топор и чью-то волосатую голень, встала огромная туша мясника. — Скока за него хотите, упырче?
— Мы по делу, Павлуша, — сухо откликнулись Моня и Шлёма.
— Даром, что ли?! Воистину, mirabilis [4] , да и только!
4
Букв.: удивительное, необыкновенное; здесь: чудеса (лат.)
— Даром — Машку за амбаром, и то — нездорово, так как Машка корова! — Процитировав один из перлов моего денщика, я выхватил пистолет и навёл дуло ровненько между свинячьих глаз лавочника. — Здороваться не буду, не за этим пришёл, а вот палец на курке так и чешется!
— Ты чего, человече?
— Чего? Я же обещал, что встретимся!
— Гаси его, казачок, чё зря болтать-то? — деловито сплюнув, посоветовал Шлёма. — Уж больно рожа у него сытая, отожрал на спекуляциях, мясо по дешёвке отбирает, а простому народу потом в пельмени морковку подмешивает. С той кулинарии многих пучит, вон хоть Моню… Моня, скажи?
— Ты чё брешешь, зараза?! — всерьёз обиделся второй упырь, и, пока эти два умника выкатились разбираться на улицу, я сунул пистолет за пояс и продолжил допрос:
— Откуда мясо набираете, милейший, вплоть до мизинчика?
— А тебе-то что с того? Мои поставки, моя коммерческая тайна. — Павлуша начал медленно уходить за прилавок, я так же неспешно двинулся следом.
— Про чумчару с перегрызенным горлом, разумеется, слышали?
— Да кто ж не слышал?! Все наслышаны, город маленький, любые новости разносятся с газетной скоростью. — Мясник незаметно (как он думал) потянул к себе широкий нож, быстро пряча его за спину.
— А какую тяжесть тележка ваша выдерживает? Сколько в неё трупов навалить можно, особенно если надо что-то спрятать…
— Чтоб ты провалился, ищейка царская! — взревел гигант, открыто бросаясь на меня.
Я ждал этого, потому легко увернулся, ответно полоснув его по бедру кривым бебутом. Вопреки ожиданию, из раны полилась не кровь, а желтоватый жир…
— Значит, уже и своих обманываете? Честную торговлю побоку, настоящим зверем заделаться решили, думали, на вас управы нет?!
— Моё это дело, личное! Не твоё, сатрап! — пыхтел он, гоняясь за мной вокруг перепачканной кровью колоды для рубки мяса. Я не подпускал его близко, но, пару раз ныряя под руку, раскроил ему ещё колено и бок. Павлуша выл, но не отставал…
— Чумчару мне не жаль, а вот за паренька невинного да и за беса-охранника ответить, пожалуй, придётся!
— Все вы одинаковы, что на земле, что под землёй, продыхнуть не даёте! Моя она, моя, моя!
— А вот это была последняя капля. — Я подставил здоровяку подножку и, рывком прыгнув на шею, нацелил лезвие бебута прямо в жирное горло. — Ваша роковая ошибка в том, что Катеньку я никому тронуть не позволю! Если умеете молиться, то сейчас самое время!
— Ка… какую Катеньку? — еле слышно просипел мясник.
— Хозяйку вашу. Ту самую, которую вы сегодня у меня на глазах едва не загрызли, перекинувшись в гиену, — сквозь зубы пояснил я. Клинок дрогнул и…
— Чё-то мы подумали тут, зря ты его жмёшь, хорунжий, — на два голоса раздалось за моей спиной. — Павлуша, он, конечно, сволота культурная и гад, каких поискать, однако же перекидываться не умеет. Даже простую личину надеть и то не могёт…
— Но он мне сам во всём признался!
— Мы б тоже призналися при таком-то гуманном допросе, — честно откликнулся Моня, а Шлёма логично предложил: