Оборотный город
Шрифт:
— Не могут-с, — потеребив острое ухо, признал Вдовец, так же ненавязчиво пододвигая водку ко мне поближе. — Вот придут, вы их и спросите. А сейчас, прошу простить-с, клиенты ждут-с!
Я обернулся. Все напряжённо следили за нашим разговором, не сводя глаз с отравленной стопки. Ага, теперь становилось понятно, чего именно ждут «клиенты», старая традиция, отступить — смерти подобно, порвут не глядя. Налито и поставлено, без причины не отказываются, сразу после первой не ушёл, значит, выпить обязан. На чью-либо помощь рассчитывать не приходится, для драки нет повода — короче, ты попал, казак…
Погодите,
— Прощай, Катенька, свет мой, сердце моё, любовь моя ясная, мечта кареокая. — Я решительно встал, поднял водку и…
Широкая ладонь Вдовца остановила стопку у самых моих губ.
— Верю, хорунжий. За честь казачью жизнь готов отдать-с?
— Не за честь, за любимую.
Непроницаемое лицо кабатчика дрогнуло. А может, и нет, может, мне это только показалось, романтически настроенные натуры вроде меня часто приписывают отражение своих поступков чужим людям. Скорее всего ему просто попала соринка в косой глаз, он проморгался, сглотнул комок в горле и ещё раз придвинул к себе карту. Присмотрелся, сощурившись, перевернул её, поднял вверх, глянул на просвет и уверенно сказал без всякого подобострастного сюсюканья:
— Того, что ты ищешь, на кладбище нет. Фальшивку тебе изобразили, деревьев здесь не растёт, излучина Дона за селом, а не перед ним будет, да и кресты эти нарисованные не могилы изображают. Видать, не хотели, чтоб случайному человеку клад открылся. По-другому тут всё читать надобно…
— Но как именно, подскажите! — Я пододвинулся поближе.
— Смотри сам, вот здесь француз изобразил три маленьких крестика, почти друг за дружкой. Вроде как русский погост обозначил, да? Однако, слово даю, на том конце, что к лесу примыкает, людей никогда не хоронили. Ни своих местных, ни бродяг приблудных, чтоб корни деревьев могилы не разрушали. Поверь, я там не раз гробовые доски выворачивал и врать не стану. А вот зачем же тогда кресты рушили, да ещё чётко по прямой, в рядок? Может, что другое указывают?
— Направление? — предположил я.
Вдовец задумчиво кивнул:
— Возможно… Ведь Наполеона из России зимой гнали, так как же клад посреди земли мёрзлой закопать? Трудновато будет, морозы стояли лютые. А вот если в самом лесу, в приметном месте, да хоть в дупле, особенно если вещица небольшая…
— Баскское заклятие на больной зуб! Зуб ведь и болит, когда в нём дупло, значит, нам надо искать большое дерево!
— Есть там дубы столетние, знатные, в четыре обхвата. А на той могилке, к которой тебя упыри привели, — продолжил кабатчик, — видать, просто сторож был оставлен. Похоронили его крестьяне по весне, где нашли, там и зарыли, а вещи тронуть побоялися.
— Суеверный народ…
— Мудрый, — поправили меня. — Когда
— А мы его тронули…
— Потому он и лежал неглубоко и поднялся по первому зову.
— Ничего, второй раз уже не встанет, — храбро начал я и осёкся. По правде ведь, что ни говори, а именно этот французский егерь сработал как сигнал для всех остальных. Один «страж» поднял на защиту всех откликнувшихся покойников! И теперь отряды вооружённой нежити идут защищать то непонятное сокровище, которое я хочу у них отнять.
— Оно и не им принадлежит, — безошибочно угадал мои мысли Вдовец. — Раз из России-матушки было украдено, так, по совести, в Россию должно и вернуться. А та… которую так любишь, тебя любит ли?
— Поцеловать обещала, если справлюсь.
— Поцелуй от сердца дорого стоит, — прикрыв глаза, словно бы пытаясь вспомнить что-то личное, протянул невольный отравитель своей жены. — Ты себе даже не представляешь, как дорого, за чистый поцелуй и жизнь отдать не жалко! Я-то знаю…
Я встал, козырнул и неожиданно для самого себя поклонился кабатчику в пояс, как старшему брату.
Хитромордые пьяницы, слушавшие нас навострив уши, тоже было привстали, в их мутных глазёнках тускло поблёскивал жёлтый огонёк охотников за сокровищами, но Вдовец резко хлопнул ладонью по столу:
— Всем сидеть и пить, сукины дети! А ты иди, Иловайский, докажи ей, пусть знает, пусть помнит о любви…
Я выскочил из его заведения, полный благостных помыслов, даже забыв заплатить за первую рюмку, и едва не влетел головой в необъятное брюхо чего-то ожидающего Павлушечки. Показного смирения в его свинячьих глазках больше не было, сразу видно, что томится здесь мужик не просто так. Особенно мне не понравилось, когда он стал похлопывать широким тесаком о ладонь с явно недобрыми намерениями.
Отступать было некуда, я взялся за нагайку. Так, первый шаг влево, хлёсткий взмах от бедра, и он лишится глаза, второй шаг вправо, уход с линии ответного удара, рубящий сверху по кумполу, и…
— Ты это, казаче, про друга-интеллигента, с которым нас познакомить обещал, не забудешь, а?
— Не забуду, — с едва заметным вздохом облегчения кивнул я. — Где тут ближайший выход наверх?
— Да тут же и есть, — довольно облизнулся мясник. — Сам Вдовец на землю с крыши лезет, так что могу подсадить. Ибо мне не в тягость, а оказать ответную услугу в обмен на обещание всегда приятно.
Я попристальнее вгляделся в сияющий небесной голубизной каменный потолок над низеньким двухэтажным особнячком кабатчика. Что-то было там неуловимо прозрачное и отблёскивающее мягким отражённым светом. Эх, где наша не пропадала…
Я позволил Павлушечке встать лицом к стене, упершись в неё руками и лбом, а сам, преодолевая естественную брезгливость и отвращение, влез этой туше на плечи, запрыгнул на голову и уже оттуда, уцепившись за качающийся карниз, выбрался на крытую старой черепицей крышу. Ага, вот оно. От разваленной печной трубы вертикально вверх уходила изящная стеклянная лестница. Довольно тонкая на вид, но если уж ширококостного Вдовца выдерживает, то должна быть надёжной…