Оборотный город
Шрифт:
— Что вам нужно?
— Карту, Иловайский! Французскую карту с указанием места сокрытия несметных сокровищ, принадлежащих империи, а не какому-то там хорунжему. Смиритесь и признайте — вам не найти клад! Не хватает банального образования и опыта, препоручите всё людям знающим. Поверьте, это в ваших же интересах…
Я пожал плечами, легко вспрыгнул на спину жеребца, подумал, обернулся к самодовольному шантажисту:
— Карта у генерала. Захочет — отдаст. Больше ничем помочь не могу.
— Этого мало. Сходите к вашему дяде, сами заберите у него все бумаги и принесите мне!
Араб
А я в очередной раз поразился ушлости нашей нечисти… Вот ведь шустрят не уставая, ни минуты отдыха, тока-тока пулю в колено словила, как уже успела образованного человека провести, на меня наклепать, да ещё на чужой таратайке до своего логова добраться! Надо было адресок уточнить да сгонять туда под вечер на пару с Прохором: недобитая ведьма ещё злее. Факт общеизвестный.
Хотя, может, и не надо? Может, проще попросить того же патлатого умника ещё раз мотыльнуться к ней за реальными доказательствами моей «измены христианской вере», так думаю, рыжая повторно сказки сочинять не станет, а попросту съест этого конкурента с потрохами. И ей сытно, и нам хлопот меньше, а учителя губернаторские дочки могут себе по первому капризу из того же Парижа выписать.
И ведь набегут пачками! Немцы, французы да англичане у нас в России преохотнейше на работу устраиваются — помещики платят хорошо, работа не пыльная, житьё-бытьё на свежем воздухе, да ещё всегда есть шанс, что глупая барынька влюбится в своего гувернёра, а там законный брак и половина поместья в приданое! Чем не жизнь для занюханного бретонца или нищего йоркширца?
Но, с другой стороны, и риск немалый, в смысле на кого нарвёшься. Есть такие крутые баре из бывших военных, тоже женившиеся по материальным соображениям, что при первом подозрении так высекут на конюшне любого иностранца, что ни суда ни управы потом не сыщешь. Зато доченьку любимую от искушения уберегут, что более важно…
За этими пустыми мыслями мы неспешно выбрались к Дону. Потом подумали оба, араб покосился на меня, я ему ободряюще улыбнулся, и мы махнули вскачь к старому кладбищу, проверить одну интересную идею.
— Есть такое древнее поверье, что если непорочный юноша на ни разу ещё не повязанном жеребце проедет по кладбищу утром, то над могилой, где лежит упырь, конь непременно встанет. У нас иной расклад — я уже, а ты давно не непорочен, было дело, каюсь, может, и стоило жениться, но Господь судил иначе, и спасибо ему. Упыри в могилах нам тоже без надобности. Мы просто гуляем меж могил, и твоя задача встать там, где почуешь что-нибудь… что-нибудь… ну хоть что-нибудь!
Дядюшкин жеребец не стал спорить, более того, думаю, ему тоже было жутко интересно. Эти арабы, вообще, невероятно шкодливы, за ними только глаз да глаз…
— Пойдём по кругу. Левее, ещё левее. Стоять. Думать. Ничего? Пошли дальше. Эта могилка не подозрительна? А вон та, в пожухлых цветочках? Ладно, не настаиваю. Здесь тоже ничего не чуешь? Тогда осторожнее, тут собака гуляла, а они за собой не закапывают. В лесок не тяни, крутимся здесь. Да, если надо, пойдём по второму и
Конь молча выслушивал все мои команды и пожелания, разве что утвердительно всхрапывая время от времени. Я тоже старательно тужился изо всех сил в надежде угадать таинственные токи из-под земли, но, увы, все мои перехваленные таланты характерника оказались бесполезны.
Если сокровище действительно было зарыто где-то здесь, то оно ничем не проявляло себя. Я понимал, что клад заговорён, что он не открывается первому встречному, что, не обладая колдовским умением, его вообще не увидишь, даже если в двух шагах пройдёшь. Просто надеялся объединением моих скромных сил и животного чутья араба хоть что-то прояснить, а ни хрена не проясняется. Вот ведь хочу не хочу, а придётся вновь идти на поклон к Катеньке…
— Эй, что-то не так? — Задумавшись, я не сразу сообразил, что жеребец замер на месте, как мраморная статуя. А опустив взгляд, едва не свалился с седла — заднюю ногу моего араба крепко держала за копыто коричневая рука недосгнившего скелета. Я медленно потянулся за нагайкой, но в ту же минуту земля дрогнула, и на свет божий показался облезлый череп. На меня уставились пустые, полузабитые песком и глиной глазницы… Ещё один неупокоенный француз?
— Я ждал тебя, Иловайский. — Хриплый голос на чистом русском развеял мои домыслы. Значит, своя нечисть, местная, уже утешает…
— А мы знакомы?
— Тебя все знают.
— Так уж и все… — Я более-менее успокоился и попросил: — Хотите поговорить — ради бога, но коня моего отпустите. Лошади — существа пугливые, с ними так нельзя.
— А нам, умершим, копытами по башке стучать можно, что ли?! — отрезал он. — Сиди тихо и слушай!
Разумеется, я спорить не стал. Да и никто бы особенно не кочевряжился перед хлипким на вид существом, которое одной рукой способно удержать молодого жеребца, введя его практически в остолбенелое состояние. Естественно, пришлось молча кивнуть и слушать.
— Раз уж ты задумал недоброе дело — прах на погосте лопатой ворошить, так сначала о месте этом всё знать должен, о могилах наших, о людях, что здесь лежат. О каждом и о каждой, о судьбе, о жизни, о смерти, о…
— О, Матерь Божья, так это мне тут до морковкиной загоди торчать! — хватаясь за голову, взвыл я. — Может, мне это всё ещё и записывать?!
— Недурно бы…
— А-а… тогда отпустите нас на минуточку, мы галопом в село и обратно, только письменные принадлежности возьмём и…
— Тогда лучше запоминай. — Нечисть на этот раз пошла догадливая, аж тошно, и я бы действительно застрял здесь надолго, если б впереди не замаячила знакомая старушечья фигурка.
И мига не прошло, как бодрая бабка Фрося уже стояла напротив нас, грозная, как целый полк императорских кавалергардов.
— Иловайский! Ты чё тут застрял? Тебя с утра Хозяйка обыскалася, дружки твои упырьские шляются неведомо где и ты не телишься! А ну дуй за мной!
— Куда?! — страдальчески улыбнулись до ушей и я, и мой конь. — Нам тут, между прочим, и шагу ступить не дают. А так мы бы со всем нашим удовольствием…