Оборванные нити. Том 1
Шрифт:
«Так, — подумал Серега, — начинается. Вот уже и первая атака, нашла-таки меня, хотя я старательно прятался. Видно, очень хотела найти. Сейчас заведет разговор о чем-нибудь многозначительном. У этих дур подобное поведение именуется флиртом. Ладно, посмотрим, на что ты способна, Ольга Бондарь. Небось, про прекрасный весенний вечер, про природу-погоду, про то, какая у меня замечательная мама и какой выдающийся папа. Знаем мы, о чем девушка должна говорить, если хочет понравиться мужчине. А ты, Ольга Бондарь, знаешь?»
Ольга Бондарь, что сразу стало ясно, не знала. Или не хотела знать. Но возможно, просто делала вид. Во всяком
— Ты меня не прикроешь от предков? Они меня за курение гоняют. Если поймают с сигаретой — весь ливер на фарш переработают.
Сергей отступил от края балюстрады, пропуская Ольгу в уголок, образованный перилами и стеной здания, а сам встал так, чтобы крупную девушку не было видно из-за его спины, и протянул ей пачку сигарет.
— Спасибо, — Ольга покачала головой, — у меня свои. Я только попрошу тебя подержать сигарету и давать мне затягиваться. Если что — пусть думают, что это ты куришь, а я просто так рядом стою.
Сергей пожал плечами, с неудовольствием подумав, что эта несуразная девица вообще не имеет ни малейшего представления о современных канонах флирта и пользуется старыми, принятыми еще у прабабушек приемчиками, типа «мужчина, угостите даму папироской». Он подождал, пока Ольга прикурит свою сигарету и передаст ему. Первые несколько затяжек он держал сигарету ближе к зажженному концу, но потом ему пришлось перехватить ее поближе к фильтру, и когда он подносил пальцы к губам девушки, то с какой-то брезгливой неприязнью ощущал тепло ее дыхания. «Дешевка! — пронеслось у него в мозгу. — Дура! Надо же умудриться переть так тупо напролом! Сейчас еще, не приведи Господь, попытается дотронуться своими губами до моих пальцев, изображая нечаянный поцелуй. Ну, спасибо, маменька, удружила».
Он невольно дернул рукой, когда Ольга в очередной раз затягивалась, и девушка поморщилась.
— Что ж ты так меня боишься-то? — насмешливо проговорила она. — Я не кусаюсь. И если уж на то пошло, в жены к тебе не набиваюсь. Просто с предками скандалить не хочется, проще сделать, как они говорят. Они же вместе с твоей мамой спят и видят нас с тобой поженить, и даже то обстоятельство, что у тебя невеста беременна и свадьба через три недели, их не останавливает. Вот я подумала, что без толку пытаться что-то объяснить людям, которые таких элементарных вещей не хотят понимать. Только воздух зря сотрясать. Сделаю, как они просят, а потом скажу, что не понравилась тебе. Или ты мне.
Сергей удрученно молчал. Вообще-то обожаемая тетя Нюта частенько повторяла ему, что он совсем не умеет разбираться в людях, но Сережа никогда ей не верил, считая себя мастером общения и контактов. Что же получается, тетка права? Неужели можно было так глубоко заблуждаться?
Где-то на периферии сознания мелькнула обида, вызванная ее последними словами: «Скажу, что не понравилась тебе. Или ты мне». Ну, она-то ему не понравилась — это к бабке не ходи, но почему этой нахальной дуре мог не понравиться Сергей Саблин, по которому сохла половина девчонок на курсе? Что она вообще о себе возомнила, эта Бондарь с высокопоставленным родственником и отвратительной фигурой, в дурацком красном костюме с юбкой выше колен?! Ничего, сейчас он ей ответит — мало девице не покажется.
Однако, сам от себя не ожидая, он произнес вслух совсем другое:
— А что, я тебе в самом деле не понравился?
…Когда Серега, наконец, заметил стоящую
— Дети, — с нескрываемым удовольствием продолжала мама, — я очень рада, что вы нашли общий язык и не скучаете. Но, может быть, вы пойдете потанцуете? Там играет очень симпатичная группа, все веселятся, а вы в уголок забились и глаз не кажете.
Сергей всей кожей почувствовал, какое наслаждение испытывала мать, произнося слово «дети» — как будто обращалась к давно и счастливо женатым сыну и невестке. Он собрался было по обыкновению огрызнуться в ответ, но внезапно понял, что повода-то нет. Они с Ольгой действительно нашли общий язык и вот уже битый час разговаривали о патанатомии, которой, к его огромному удивлению, очень интересовались оба. У себя на курсе он был самым большим любителем и знатоком этой дисциплины, ни один сокурсник не ориентировался лучше него в гистологии и патоморфологии, и он как-то уже попривык быть «первым среди равных», а то и «совсем неравных», но здесь он встретил собеседницу, которая не только не уступала ему в объеме знаний, но и, пожалуй, кое в чем превосходила, демонстрируя горячую увлеченность патанатомией, граничащую с влюбленностью.
И тут он отчего-то смутился, хотя застенчивостью никогда не страдал. Ему хотелось продолжать разговор с Ольгой, но в то же время страшно не хотелось признавать правоту Юлии Анисимовны, радостно взирающей на результат собственных усилий: ее сын с удовольствием общается с девушкой — «ровней» и по воспитанию, и по образованию, и по происхождению, и по интеллекту, и по кругу интересов. Все происходит именно так, как она и предрекала. Сергей попытался выкрутиться из ситуации без ущерба для собственного самолюбия.
— Неужели все горячее уже съели? А я так мечтал о хорошем куске бараньей ноги! — с деланым весельем заговорил он. — Что ж вы нас раньше не позвали?
— Ну, — Юлия Анисимовна двусмысленно улыбнулась, — мы не хотели вам мешать, вы тут стояли как два голубка, головы друг к другу склонили и что-то очень живо обсуждали.
— Мы обсуждали специализацию, — спокойно и ни на секунду не смутившись, ответила Ольга. — Но от горячего я бы тоже не отказалась. Там еще что-то осталось на столе или уже все унесли?
— Ваши тарелки стоят, — объявила мать Сергея, — вообще-то официанты убирают и накрывают «сладкий стол», но можно попросить их принести вам баранину, она и в самом деле удалась на славу.
За огромным столом в почти безлюдном зале они сидели вдвоем, с аппетитом поедая баранину с изысканным гарниром и не переставая болтать, делясь впечатлениями о своих институтах: Ольга училась как раз там, где заведовала кафедрой Юлия Анисимовна Саблина, а Сергей принципиально поступал в другой медицинский вуз, благо в Москве их было достаточно: Первый, Второй и Третий мединституты и еще медицинский факультет Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Ольга Бондарь собиралась стать патологоанатомом и с полуслова поняла Сергея, который стал объяснять ей, почему не хочет заниматься лечебной работой. Ей, в отличие от Лены, не нужно было приводить подробные обоснования такого решения: о моральной ответственности врача, о страхе совершить ошибку, о боли при потере больного она рассуждала даже, наверное, более глубоко, чем сам Сергей.