Оборванные нити. Том 3
Шрифт:
— А что она хочет? — нахмурился Саблин.
— Она с мужем приехала. Вернее, с трупом мужа. Кричит, что никому не доверяет, только вам.
— Господи! — он схватился за голову. — Еще одна городская сумасшедшая? Я еще от дочери Рыкова в себя не пришел. Почему она только мне доверяет? Она что, знает меня?
— Она говорит, что вы соседи.
Кармен! И Анатолий Иванович… Но как же так? Ведь вчера еще Жанна Аркадьевна приглашала Сергея отведать супчика — она отменно готовила солянку, и он просидел у Ильиных часа полтора, разговаривая с Анатолием Ивановичем о предстоящих выборах в Государственную думу и обсуждая предвыборные программы различных партий. А сегодня он умер? Нет, не может быть, наверное, Света что-то
— Приведите ее сюда, — распорядился он.
Через несколько минут в кабинете появилась Жанна Аркадьевна. Она была в шоке, это Саблин сразу понял по тому, как громко и спокойно она говорила. Шок проявляется у людей по-разному, одни уходят в молчание и ступор, другие спокойно занимаются неотложными делами, третьи впадают в истерику. Ильина, судя по всему, принадлежала ко второй категории и пыталась организовать то, что ей казалось наиболее разумным: если муж просто плохо себя почувствовал и вызвал «Скорую», а через час уже умер, значит, врач «Скорой» сделал что-то не так, и пусть вскрытие проведет сам начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы и выведет на чистую воду врача-неумеху.
— Сереженька, — начала она прямо с порога громким деловым голосом, — я не верю в то, что Толя был болен. Он был совершенно здоров. Просто немножко устал. Но от этого же не умирают, правда? Я знаю, вы очень грамотный эксперт, иначе вас не назначили бы начальником. И я требую, чтобы Толю вскрывали именно вы. Вы обязательно найдете какую-нибудь врачебную ошибку, и тогда мы с вами докажем вину этого шарлатана со «Скорой» и посадим в тюрьму. Вы ведь поможете мне, правда?
Глаза ее были мертвыми и пустыми, а голос каким-то механическим. Сознание женщины изо всех сил защищалось, не пропуская в себя страшную мысль: ее любимого мужа, с которым она прожила столько лет, больше нет. И неизвестно, как правильнее поступить: подыграть ей, поддерживая в этом измененном состоянии, в котором она по крайней мере не чувствует душевной боли, или вернуть на грешную землю. Из курса психиатрии Сергей помнил, что шок — состояние опасное, из него надо выводить любыми средствами, пусть человек осознает реальность, какой бы горькой и ужасной она ни была. И пусть плачет. Рыдания — самое лучшее в этой ситуации.
Он подошел к соседке и обнял за плечи, покрытые цветастой «цыганской» шалью.
— Жанна Аркадьевна, дорогая моя, я вам очень сочувствую, но я не могу проводить вскрытие Анатолия Ивановича.
— Почему? — с яростной требовательностью спросила Кармен, тряхнув седыми длинными распущенными волосами. — Почему вы не можете, Сережа? Вы мне отказываете?
— Я не могу и не буду проводить вскрытие человека, которого давно и хорошо знаю. Это мой близкий человек, — медленно и внятно произносил Саблин, глядя прямо ей в глаза. — Понимаете? Близкий человек. И для вас он близкий человек. Я поручу провести исследование самому лучшему эксперту, самому надежному, а вам не нужно об этом думать. Вам сейчас нужно думать о том, что вы потеряли мужа, с которым прожили так много лет, и теперь ваша жизнь изменится, она уже никогда не станет такой, как прежде. Вам нужно учиться жить без Анатолия Ивановича…
«А ведь моя жизнь тоже изменилась с того дня, как Оля объявила, что уезжает. И хотя до момента реального отъезда прошло еще какое-то время, все равно я считал ее уехавшей с того вечера, когда она решила вернуться в Москву. С того вечера я остался совсем один. И жизнь стала другой. Мне не с кем поговорить, не с кем обсудить сложный случай, не к кому приткнуться носом и заснуть. Конечно, есть Макс, и я с удовольствием с ним встречаюсь, общаюсь, езжу за город и пью пиво в спортбаре, но это ни в малейшей степени не может заменить мне Олю и не может скрасить мое одиночество. Но я научился жить один. Да, мне было трудно, больно, обидно, но я научился. И она научится».
Он добился своего — Жанна Аркадьевна
Провести вскрытие трупа Анатолия Ивановича Ильина Сергей попросил Сумарокову. И не потому, что считал случай особо сложным, а просто потому, что обещал соседке, что поручит его самому опытному эксперту, а опытнее и квалифицированнее Изабеллы Савельевны в танатологии никого не было. После вскрытия он спустился в морг.
— Что скажете, Изабелла Савельевна?
— Трансмуральный инфаркт передней стенки левого желудочка с разрывом стенки. Тампонада полости перикарда.
Тампонада. Сдавление сердца кровью, излившейся в полость перикарда. «Это же не ранний инфаркт, ему не менее шести часов, если не больше. Получается, несчастный Анатолий Иванович испытывал боль и терпел? Почему? Зачем? Почему не вызвал „Скорую“ сразу же? Ведь он находился дома, с женой, у него были все возможности обратиться за помощью. А он терпел… Терпел поистине невыносимую жгучую боль, которую человек терпеть не может и не должен. Восемьдесят процентов людей умирают при такой ситуации сразу. Анатолий Иванович попал в число тех, кому довелось еще пожить какое-то время, испытывая острую боль. Неужели он так любил свою Кармен, что боялся ее испугать и расстроить? Наверное. Надеялся, что обойдется, рассосется, еще немножко поболит — и пройдет, а Жанна ничего не узнает. Небось нитроглицерин глотал, думал, поможет. Или, может быть, она устроила ему очередной выверт с собиранием чемоданов и угрозами уйти навсегда? Достала она его своей ревностью, своими глупыми нападками, а он все терпел, ни разу голос на нее не повысил, ни разу не хлопнул дверью и даже резкого слова ей не сказал. Терпел. Вот и дотерпелся», — думал Саблин, поднимаясь из морга на второй этаж, в свой кабинет. И тут же из-за угла, словно ночные разбойники, выскочили мысли об Ольге. Она ведь тоже терпела. Терпела его нежелание разводиться, его гордыню, не позволявшую публично признать, что брак с Леной был ошибкой, терпела невозможность иметь детей, терпела его несносный характер… Терпела, потому что любила. Но все-таки ушла от него. Он помнил, как в день ее отлета в Москву спросил:
— Ты меня больше не любишь?
— Я люблю тебя, Саблин, — ответила Ольга. — Люблю и всегда буду любить. Мне не нужен ни один мужчина, кроме тебя.
— Тогда почему ты уезжаешь?
— Потому что кроме мужчины мне в жизни нужно еще кое-что. Да, другой мужчина мне не нужен, но ни один мужчина, даже такой любимый, как ты, не может заполнить все пространство вокруг меня и заменить мне весь мир. Это пространство должно быть заполнено тем, чего рядом с тобой я получить не могу. Поэтому я уезжаю.
У Ольги закончилось терпение, потому что ее измучила пустота. А Анатолий Иванович терпел именно потому, что кроме жены в его жизни осталось только то, что с ней напрямую связано: дети, внуки. То есть весь мир состоял для него из семьи. И нарушить ее целостность казалось ему смерти подобным.
Вечером после работы он, не заходя к себе в квартиру, позвонил в дверь соседки.
— Инфаркт?! — Она в ужасе всплеснула руками. — Но почему? Неужели это из-за тех сцен, которые я ему устраивала? Такое может быть, Сережа?
— Конечно, — кивнул Саблин. — Вы кричите, обвиняете, подозреваете, а Анатолий Иванович переживает. Вот и инфаркт.
— Но я же не всерьез… Я просто шутила. — Кармен растерялась, она все никак не могла поверить, что ее шуточки довели мужа до гибели. — Я всю жизнь любила Толю, и он меня очень любил. И никогда я его ни в чем не подозревала. Ревновала — да, всегда, он же у меня такой красивый был в молодости, да и сейчас еще… Мне все казалось, что на него женщины летят, как мухи на мед, и я страшно боялась, что он не устоит, поддастся соблазну… Но он ни разу, никогда не давал мне настоящего повода для ревности, Толя очень верный был и преданный.