Обратимость
Шрифт:
Приподнимаюсь. Выглядываю в окно и пытаюсь понять, где мы. Отлично. Рита и Рувер решили спрятаться прямо за северным крылом приюта. Закатываю глаза. Тоже мне – умники. Если они и раньше скрывались подобным образом, неудивительно, что их с легкостью находили.
Тихо открываю дверь. Саша дергается. Его щека отлипает от стекла и покрывается красным румянцем. Почему-то меня это смешит, и я усмехаюсь. Однако улыбка быстро исчезает, едва я вспоминаю о том, как он стоял ко мне спиной.
Решительно выхожу из машины и тут же потираю друг о дружку ладони. На улице жутко холодно.
–
– Испуганно оборачиваюсь. – Трусиха.
Сужаю глаза и делаю все, чтобы действительно прожечь Рувера взглядом, но кажется, мои попытки защититься лишь его забавляют. Парень или мужчина – понятия не имею, сколько ему лет, возможно, все двадцать пять, а, может, и больше – стоит передо мной в одной черной, водолазке. Я в свитере и джинсовке, едва стискиваю зубы, а он, в тонкой кофте, даже не дрожит! Хочу спросить, часть ли это его вуду-магии, однако изумленно замечаю в его руке книгу.
Книгу!
Черт подери. Наверно, мое лицо вытягивается и становится косым, потому что Рувер громко выдыхает:
– Это не твое дело.
– Что именно? То, что ты умеешь читать, или то, что ты читаешь, о господи, русскую классику! Вот это да. – Парень начинает двигаться в сторону Камри, но я не отстаю. Иду по его следам и причитаю, - ты и читаешь! Никогда бы не подумала, что ты из тех, кто просыпается рано утром, чтобы провести время за книгой.
– Думать – сложно, вот ты и не думаешь.
– О, боже. Кажется, ты раздражен.
Мы останавливаемся около выгнутого, широкого багажника. Прежде чем его открыть, Рувер отрезает:
– Ты как хвост.
– Хвост?
– Да. Не как у девушек, которые ухаживают за собой, - он одаряет меня фальшивой улыбкой, - а как тот, который у лошади.
– Что?
– Вечно рядом, куда бы кобыла ни пошла.
Собираюсь ударить его – действительно собираюсь, однако, он открывает багажник, и я замираю. Намертво примерзаю к земле. Почему-то мне казалось, что у таких парней, как Рувер, багажник завален ружьями, битами, ножами, ну, как у братьев Винчестеров или что-то вроде того. Но у этого парня на дне валяются книги. Море книг. Я ошеломленно замечаю Эриха Ремарка, Антона Чехова, Уильяма Голдинга, Эдгара Уоллеса, Михаила Булгакова, Гёте, и у меня едва не падает челюсть.
Рувер резко захлопывает багажник. Кладет на него руки и смотрит на меня так, будто я только что раскрыла его секрет. Зло, недоверчиво. С опаской.
– Остановите Землю - я сойду. – Моему изумлению нет предела. В наше время так мало людей уделяет чтению хотя бы несколько минут, а тут Рувер, парень, который только и умеет, что одарять окружающих презрительным взглядом – заядлый книголюб? – Ты прочитал все это?
– Какая разница?
– Не знаю, просто неожиданно.
– Что с того? Ну, неожиданно, и? – он подлетает ко мне и раздраженно сводит брови. Его глаза становятся черными, полными бешеного огня, и меня припечатывает к земле странное чувство смущение, будто я подглядела за ребенком, когда тот собирался напакостничать. – Мне абсолютно плевать на твое мнение.
– Тогда почему ты так нервничаешь?
Ха! Наконец, я сказала нечто вразумительное, дала отпор. Рувер не отвечает. Лишь отстраняется и обходит машину. Я слежу за тем, как он резко движется, расправляет плечи, и думаю: что же в нем такого особенного, что я не могу отвести глаз? И тут до меня доходит. Есть люди, чья красота проявляется на лице в моменты счастья, смущения или задумчивости. Грация Рувера в гневе. Когда он раскален до предела и становится белым, как металл, он выглядит изумительно с этими его черными глазами, резкими скулами и морщинкой на лбу. Поразительное сочетание, раньше мне не приходилось встречать людей подобных ему. Обычно красота проявляется вместе со светлой стороной. Этот парень – исключение.
Через полчаса мы стоим перед дверями приюта. Здесь как всегда необъяснимо тихо, и меня прошибает судорога. Даже страшно подумать о том, что сегодня я не застану папу в кабинете.
Скрипят детские качели, я оборачиваюсь на их звук и хмурю лоб: где все же подопечные? Куда они делись? Мороз сковывает руки, нос, ноги, и мне так дико хочется согреться, что я первая забегаю в помещение.
Наталкиваюсь на охранника, собираюсь поздороваться, когда он говорит:
– Все уехали.
– Что? – встряхиваю головой. – Куда?
– Полиция организовывает поисковую группу. Дети сами вызвались помочь. Так что сегодня здесь пусто.
Я чувствую, как покалывают глаза. Меня так сильно трогает данный поступок, что я вновь убеждаюсь, насколько верным и хорошим человеком был моим отец. Иначе смог бы он воспитать в детях такое уважение к себе? Смог бы он привить потерянным и запуганным душам любовь? Грудь сжимают невидимые силки, они стискивают ее, не позволяют воздуху проникнуть в легкие, заставляют меня окунуться в омут из воспоминаний, из отчаяния и потерь, и я почти сдаюсь, как вдруг слышу свой же голос где-то между висков: соберись. Нервно откидываю назад голову. Сейчас не время расслабляться. Не нужно позволять эмоциям себя контролировать. Ну, же, Аня, возьми себя в руки.
Владимир Сергеевич скептически осматривает Риту и Рувера. Затем видит Сашу и улыбается:
– Александр Евгеньевич. – Они пожимают друг другу ладони. Закатываю глаза. Почему-то меня охранник называет по имени: просто и не церемонясь. Неужели я еще не доросла до подобного обращения? – Что вы хотели?
– Мы в кабинет к отцу. – Саша делает шаг вперед.
– О, туда нельзя. Полиция запретила.
– Я просто хотел забрать запасные ключи. От дома. Мы быстро, - он кивает и расширяет голубые глаза: прямо, как у папы. – Туда и обратно.
Всегда поражалась его таланту перевоплощаться в прилежного сына, друга, знакомого, если того требовали обстоятельства. Саша мог часами ничего не делать, месяцами не ходить в институт, а затем он встречался с отцом, округлял невинные глаза и не получал ничего, кроме карманных денег. Поразительно. Я никогда не понимала, в чем его секрет, но определенно ему завидовала, ведь данное умение значительно облегчило бы мне жизнь.
Владимир Сергеевич вздыхает.
– Только быстро, - отрезает он, поправив седые усы. – Нам ведь не нужны проблемы, так?