Обратно в каменный век
Шрифт:
— Хорошая еда не для рабов, — прорычал он. — Ступай за пещеру и собери кости и объедки.
По тошнотворному запаху в пещере фон Хорст мог предположить, что за пища предназначалась для него, пища, которую он мог бы есть, лишь действительно голодая. Он знал, что его будущая жизнь среди этих людей, какой бы длинной или короткой она ни оказалась, будет во многом зависеть от того, как он поведет себя.
Он снова потянулся за пищей, и снова Горф оттолкнул его руку, но на этот раз фон Хорст схватил его запястье, рывком поднял его на ноги и нанес сильный удар в челюсть.
Грум не произнесла ни слова, глядя на фон Хорста, но кто знал, что у нее в голове. Была ли она полна ярости от того, что чужак сбил с ног ее отца? Разозлилась ли она, когда чужак забрал пищу? Или же она втайне восхищалась его мужеством, силой и умением?
Вскоре сознание вернулось к Горфу. Он открыл глаза и приподнялся на локте. Казалось, он был в замешательстве и старался сообразить, что же произошло. Он уставился на фон Хорста и оленину, которую тот ел.
Горф потер челюсть, осторожно касаясь ее и как бы опасаясь, что она сломана, а затем принялся за еду.
Больше никто не сказал ни слова, но фон Хорст был удовлетворен — он знал, что не будет лишен еды, и словесное подтверждение этого факта было излишним.
Тянулся бесконечный пеллюсидарский день. Фон Хорст ел и спал. Горф охотился, иногда возвращаясь с целой тушей или с частью добытого с соплеменниками животного, иногда и с пустыми руками. Фон Хорст видел, как по огромным холмам бродили группы людей.
Он говорил с Лотаи и Мумал. Время от времени в разговор вступала Грум, но чаще она молча сидела, глядя на фон Хорста.
Фон Хорст хотел знать, какова будет его судьба и когда он узнает об этом. Безвременье Пеллюсидара не позволяло определить продолжительность событий.
Возможно, именно поэтому пеллюсидарцы часто казались такими медлительными. «Сразу же» здесь могло означать, что прошел час или день по солнечному времени внешнего мира, а, может быть, и больший отрезок времени. Возможно, Мамт думал, что он быстро распорядится судьбой пленников, но фон Хорсту это казалось вечностью. Он ни разу не видел Фрага с тех пор, как они расстались у подножия утеса, и если даже он никогда больше его не увидит, какое это могло иметь значение.
Однажды фон Хорст сидел на уступе перед входом в пещеру, думая о Ла-джа, как он часто делал, и о том, жива ли она. Он был один, поскольку Горф охотился, Мумал и Лотаи отправились в каньон за клубнями, похожими на картофель, а Грум спала в пещере. Он наслаждался одиночеством, не слыша перебранок и ругани этого семейства, возникавших всякий раз в присутствии Грум или Горфа. Он вызывал в себе приятные воспоминания, представляя лица друзей прошедших дней, — друзей, которых он больше никогда не увидит; но эта мысль не слишком огорчала его. Было приятно вспомнить радостные минуты прошлого. Его мечты были прерваны шарканьем сандалий внутри пещеры.
Грум проснулась и вышла на уступ. Девушка постояла с минуту, внимательно глядя на него.
— Ты был бы мне хорошим
Фон Хорст рассмеялся.
— Почему ты думаешь, что я был бы хорошим мужем? — спросил он.
— Я видела, как ты справился с Горфом, — ответила она. — И мне рассказали, что ты сделал с Трогом.
Я хочу, чтобы ты на мне женился.
— Но я чужак и пленник. А женщины вашего племени, как я слышал, не могут выходить замуж за мужчин из других племен.
— Я поговорю об этом с Мамтом. Может быть, он согласится. Ты был бы для Мамта хорошим воином.
Фон Хорст усмехнулся. Он чувствовал себя в безопасности.
— Мамт никогда не даст на это согласия, — сказал он.
— Тогда мы убежим, — объявила Грум. — Я устала жить здесь. Я их всех ненавижу.
— Ты уже все обдумала?
— Да. Это решено, — ответила Грум.
— А если я не захочу жениться на тебе? — спросил он.
— Для тебя лучше жениться на мне, чем умереть, — ответила она ему. — Если ты останешься здесь, то отправишься в малый каньон навстречу смерти.
— Мы не сможем убежать. Если бы можно было бежать, я был бы уже далеко. Я все время искал такую возможность.
— Мы можем убежать, — сказала Грум. — Я знаю способ, которого не знаешь ты.
— А как же Горг? — спросил он. — Я думал, тебе нужен Горг.
— Да, но я его не заполучу.
— Если я помогу тебе получить Горга, поможешь ты мне бежать? — спросил он, поскольку в мозгу его неожиданно родилась одна идея.
— Что ты можешь для меня сделать?
— У меня есть план. Если мы пойдем к Мамту вместе, ты попросишь его разрешения выйти за меня замуж. Он наверняка откажет, тогда я мог бы поговорить с ним о Горге.
— Я согласна, — сказала она.
— А ты поможешь мне бежать?
— Да, — пообещала она.
Пока они говорили, фон Хорст заметил людей, возвращающихся в селение. Они приближались, крича и смеясь как воины-победители, а один из них ехал верхом позади другого воина, и едва он спешился, как был окружен огромной толпой говорящих и жестикулирующих людей. Человек из внешнего мира наблюдал за ними без особого интереса, просто из любопытства. Он не мог знать причину их ликования.
Вскоре после возвращения воинов фон Хорст заметил какое-то движение в роще у подножия утеса. На земле сооружались костры для приготовления пищи, что было необычным, поскольку еда готовилась в каждой семье на уступах у входа в пещеры.
— Будет кароо, — сказала Грум. — Мы все спустимся вниз для того, чтобы досыта есть и пить.
— Что такое кароо? — спросил он. Этого слова он никогда раньше не слышал.
Грум пояснила, что это празднество в честь какого-нибудь значительного события, в котором принимают участие все соплеменники. Она не знала причины этого кароо, но предположила, что отмечают нечто важное, совершенное вернувшимся отрядом.
— Мы не можем спуститься, пока Горф не вернется или пока Мамт не пошлет за нами, — сказала она, — потому что мне приказали оставаться здесь и следить за тобой. Из-за тебя я могу пропустить праздник. Ты мне надоел. Хоть бы ты умер!