Обратный отсчёт
Шрифт:
— Есть основания полагать, что в семье произошло нечто экстраординарное…
— Слышали уже. Давайте конкретнее. Что именно экстраординарное? Может, просто поймала мужа с какой-нибудь бабёнкой? Дело житейское — он ещё не старый…
— Это исключено.
— Ага… Это мы так считаем или это на самом деле исключено?
— Разумеется, в реальности это могло быть и так… Но Костя утверждает, что это исключено.
— Да, Косте можно доверять. Он, конечно, парень с подвывихом, но… Когда он выдвинул гипотезу насчёт
— Потому что тривиальная супружеская измена не может вызвать такой каскад отклонений — как в отношении к самому близкому человеку, так и вообще в мировоззрении и самом образе жизни. За год женщина стала совершенно другим человеком.
— Здесь я с Костей не совсем согласен, — Витя с сомнением покачал головой. — Они на это реагируют по-разному. Некоторые, между прочим, травятся или вешаются. Всё от человека зависит.
— Есть эпизод семилетней давности…
— Травилась, вешалась?
— Неподтверждённый…
— Ну вот, опять сплетни!
— Сплетни были в прессе. Насчёт попытки суицида. Как именно — это так и не выяснено, причина достаточно спорная, но злые языки утверждали, что якобы Наталья пыталась покончить с собой.
— Что-то не припомню…
— Если надо, я скину вам тот материал.
— Секунду… Осень девяносто восьмого?
— Точно.
— Так дефолт же был!
— Верно. Сплетни как раз и утверждают, что её личный бизнес тогда здорово пострадал. Просто настоящий крах был. И хотя империи Сенковского дефолт совершенно не навредил — скорее, наоборот, — Наталья вроде бы восприняла крах своего бизнеса как огромную личную неудачу и в состоянии аффекта решила наложить на себя руки.
— Ну так, видите: опять же — «вроде бы» да «якобы».
— Ростовский этот факт подтверждает.
— Да неужели! Мы уже настолько близки, что щебечем о таких интимных вещах?!
— С ней каждый день работает психиатр. Профессор, светило и всё такое прочее… Вроде бы как просто в гости ездит, но она отчётливо понимает, для чего он ездит, и постоянно с ним дискутирует. Бабонька развитая, чешет деда в хвост и в гриву. Он только пыхтит и краснеет. Это у них уже давно стало вроде какого-то домашнего развлечения.
— Думаю, Сенковский ему немало платит. За такие деньги можно и потерпеть. Однако при чём здесь подтверждение Ростовского и профессор? Он что, с ним на короткой ноге?
— Нет, он просто подслушивал.
— Вот это по-нашенски! Ну и?..
— Прозвучала такая фраза — за точность не ручаюсь, но что-то вроде: «…даже пусть и не надеются. Я теперь не такая психованная, как семь лет назад, — и у меня есть то, ради чего стоит жить…»
— Интересно… Послушать бы эту фразочку в оригинале, а то ведь интерпретировать-то можно по-всякому… Мы там не пишем?
— Нет. Даже и не пробуем.
— А, ну да… СБ у них, конечно, на валютном уровне, так что… Значит, была попытка?
— Ну…
— Ну понятно. И наличие двоих детей её не остановило — если действительно что-то такое было… Ладно, давайте дальше. Что в вашей версии имеется по данному пункту?
— Это не наша версия, — упёрся Иванов. — Вот именно — это не более чем Костина гипотеза.
— Ну хорошо, пусть будет так. Ну и как это себе видит Костя? Что там такого экстраординарного натворил наш горячо любимый Лев Карлович?
— Про Сенковского он ничего не видит. Он полностью сфокусирован на Наталье. Потому что Валера с Сенковским практически не видится, общается в основном с Натальей. Что узнаёт, то и сообщает Косте.
— Ну вот, здрасьте вам! Нам кто нужнее?
— Это уж извините: как говорится, что имеем…
— И что же мы имеем?
— По наблюдениям Кости, у Натальи в полном объёме присутствует тяжелейший комплекс кающейся грешницы. Отягощённый нормальным истерическим психозом.
— А попроще?
— В общем, она ведёт себя так, как будто была соучастницей какого-то страшного преступления…
— Ни фига себе, новости! Ну и куда мы подошьём это её преступление?
— …которое совершил самый близкий ей человек.
— То есть муж?
— То есть да.
— Угу… Это уже что-то. Муж — это как раз то, что надо… И с чего мы это взяли?
— Судя по её поведению, она всеми силами пытается искупить вину. Причём искупить сторицей, как бы за двоих. То есть торопится, делает это жадно, обильно и порой совершенно бессистемно.
— А как относится к мужу?
— А никак.
— То есть?
— Они практически не общаются. Живут врозь — она в Жуковке, он — в Барвихе. Причём тщательно это скрывают. Так тщательно, что даже сплетен об этом нет. Вернее — муж скрывает, она на это вообще не обращает внимание. Вся в своих новых заботах.
— Мы узнали об этом от Ростовского?
— Да.
— Хорошо! Видите, уже есть результаты. Но насчёт того, что врозь… Это скверно. Нам-то в первую очередь нужен сам…
— Что характерно: на большие приёмы она с ним ходит.
— Ага… Типа перемирия?
— Не знаю, типа чего, но не далее как вчера они обедали в немецком посольстве. Его секретарь позвонил её секретарю, попросил выделить три часа под это дело. Она сказала: ладно. Без всяких эмоций. Спокойно надела присланное специально для данного случая платье и поехала.
— Опять Ростовский?
— Да.
— Чёрт, как приятно иметь своего человека в таком доме… Однако лучше бы они жили вместе…
— В общем, по ряду признаков, муж ведёт себя как человек, глубоко перед ней виноватый.