Шрифт:
Обратный отсчет времени я начинаю уже в сентябре. Сначала считаю месяцы: десять, девять, восемь, семь… Ближе к концу весны перехожу на дни: 50, 49, 48, 47… В начале июня, когда уже совсем близко и от ожидания кружится голова, папа вдруг говорит:
– Что-то мне Васильевка надоела, а что, если нам в
У меня внутри все сжимается. Я перестаю дышать. Сердце проваливается куда-то вниз живота и подвисает на тонкой нитке – вот-вот оборвется.
– Там красиво, – продолжает папа, – там пальмы, и море совсем другое – лазурное! Можно остановиться у тети Зины, она в санатории работает – пропуск к ним на закрытый пляж выпишет.
– Там не пляж, а булыжники! – Кричу я. – И вовсе оно не лазурное, а просто черное! И тетя Зина ваша противная!
– Дорого, – вздыхает мама, – а нам еще за ремонт долг выплачивать. Да и с Куликовыми уже вроде как договорились …
Папа пожимает плечами:
– Вам девочки, не угодишь. Ну, как хотите, Васильевка так Васильевка.
Я вспоминаю, что надо дышать.
Ура! Мы едем на море! Эти сладостная суета сборов: купальники положили? Да! Оба? И красный, и синий в горошек? А ласты с маской? А трубку? Мама вся на нервах: ну, не могу я впихнуть эти ракетки в чемодан, они нам точно нужны? Ну не пузом же кверху две недели лежать – возражает папа. Он спокоен как индийский слон. Давай их в сумку засунем – где матрасы. А карты, карты не забыли? Как же без вечернего дурачка? Далее по списку: огромная сковорода, электрическая плитка, подстилки, рыболовные снасти, книги, скорчившийся от зимнего бездействия надувной круг с веселыми дельфинчиками… Я смотрю на него с удивлением – он такой маленький! Неужели я так выросла за год?
– Оставь его дома, – говорит папа, – пора тебе учиться плавать самостоятельно.
Я вздыхаю и откладываю дельфинчиков в сторонку.
– О, да, – ворчит мама, – нашли от чего избавиться, лучше бы пару кастрюль выкинули!
– Да ты что, – возражает папа. – А в чем мы рыбу солить будем?
Из года в год я наблюдаю одну и ту же сцену: мама, заламывая руки, клянется всеми богами на свете выкинуть на помойку либо половину отпускной экипировки, либо старый потрескавшийся чемодан. Он категорически отказывается вместить все, что мы хотим в него впихнуть. Я забираюсь на крышку и прыгаю, пытаясь утрамбовать вырывающиеся из его утробы майки, сарафаны, шлепки, панамки. Молния трещит, папа кряхтит, мама причитает, старый дерматин вот-вот лопнет. Ура, закрыли!
– Это не чемодан, а живородящая рыбка, – смеется мама.
– Еще сто лет прослужит, – радуется папа, поглаживая толстый лоснящийся бочок. Наш клетчатый друг, выпятив живот, дуется в углу.
Море моего детства – вовсе не синее, оно серо-зеленое днем и чернильно-черное, сверкающее мириадами светящегося планктона ночью. После шторма на берег выбрасывает скользкие комки слизи – безобидных азовских медуз. Мы собираем морских обитателей в пластмассовые ведра и наблюдаем за их томными меланхоличными движениями. Туда же отправляются и маленькие шустрые крабы, прячущиеся в прибрежных камнях. Все пальцы у нас в царапинах и защипках – крабы без боя не сдаются. С моря дует теплый дружелюбный ветер, он наполняет воздух приторно-йодистым запахом и треплет высокие лохматые облака. Здесь все соленое – и вода в кране, и компот в столовке.
Конец ознакомительного фрагмента.