Образцы ораторского искусства

Цицерон Марк Туллий

VI. 23. Заклинаю тебя, Аквилий, и вас, заседатели, быть вдвойне внимательными: вам предстоит иметь дело с единственным в своем роде мошенничеством и проделкой, какой еще не было примера. Он говорит, что устроил в Галлии аукцион, продал, что считал нужным, принял меры к тому, чтобы товарищество погасило свой долг по отношению к нему, и что ни он сам не вызовет больше к полюбовному разбирательству другого, ни явится лично, а впрочем, предоставляет Квинкцию преследовать его судом. Ввиду того что последнему очень хотелось посмотреть вторично на свое хозяйство в Галлии, он пока не условился со своим противником относительно нового срока; таким образом, стороны разошлись без назначения срока для дальнейшего разбирательства дела [9] . 24. Квинкций оставался в Риме дней около тридцати. Чтобы беспрепятственно отправиться в Галлию, он просил отсрочки по другим своим делам. Он уехал. Из Рима Квинкций выбыл за два дня до февральских календ, в консульство Сципиона и Норбана. 29 янв. 83 г. Прошу вас запомнить это число. Его попутчиком был прекрасный, в высшей степени честный человек – Л. Альбий, сын Секста, из Квириновой трибы [10] . В Вадах Волатеррских [11] они встретили Л. Публиция [12] , закадыку Невия, которому он вел из Галлии назначенных в продажу рабов и который по приходе в Рим рассказал Невию, где он видел Квинкция. Не скажи этого Невию Публиций, кризис наступил бы не так скоро. 25. Тогда Невий посылает рабов за своими приятелями, сам же лично просит своих ближайших знакомых с Лициниева двора и мясного ряда собраться вокруг него на аукционе Секстия на следующий день ко второму часу [13] . Их собралась целая толпа. Он пригласил их в свидетели, что П. Квинкций не явился, а он явился. Составили акт, подписать который были приглашены преимущественно люди знатные; затем собрание разошлось. Невий просит претора Бурриена позволить ему вступить во владение имуществом в силу эдикта [14] . Затем он приказывает назначить к продаже имение человека, который некогда был его другом, все еще состоял его товарищем, родственником же должен был оставаться, пока были живы его дети. 26. Из этого легко можно было заключить, что нет столь тесных и священных связей, которых не попирала бы, над которыми не надругивалась бы алчность. Если правда, что дружба основана на искренности, товарищество – на честности, родственные связи – на нежности чувств, то человека, который хотел лишить своего друга, товарища, родственника доброго имени и состояния, нельзя назвать иначе как предателем, обманщиком и нечестивцем.

9

Так кончился, следовательно, первый фазис этой actio pro socio, в котором – об этом следует помнить – Невий был истцом в арбитральном суде, а Квинкций – ответчиком. Так как Невий не мог добиться, чтобы incertum – т. е. сумма, которую товарищество должно было уплатить ему было оценено по его желанию, то он предпочел (если только это не фикция с его стороны с целью заставить Квинкция покинуть Рим) другой, несколько своеобразный способ, нередко практиковавшийся в эти тревожные времена, именно самоуправство; он завладел соответствующей частью земли, принадлежавшей фирме, и предоставил Квинкцию преследовать его судом – не арбитральным, конечно, а простым, так как дело шло уже о certum – захваченной Невием земле. При таком положении дел Квинкций был бы истцом, а Невий ответчиком и beatus possidens.

10

Все римские граждане – а таковыми были после окончания союзнической войны 89 г. все италийцы до реки По – были разделены на 35 избирательных округов (триб), причем каждый город был причислен к одному из них. Полное имя римского гражданина в официальном стиле непременно состояло из имени личного (напр. Marcus), родового (Tullius), отчества (Marci filius), трибы (Cornelia) и, если таковая имелась, фамилии (Cicero).

11

Vada (= «Броды») Volterrana – гавань в Этрурии (ныне Вадо близ Ливорно), в добрых 200 верстах от Рима.

12

Как можно предполагать по имени, этот Публиций был отпущенным на волю казенным рабом (servus publicus); цель путешествия этой достойной личности тоже приведена неспроста; при таких условиях замечание о близкой ее дружбе с Невием (perfamiliaris) довольно злобно.

13

По-нашему, около шести с половиной часов утра.

14

Преторский эдикт – утверждаемый каждым новым претором с изменениями по его усмо – трению – свод юридических постановлений, развитие, толкование и дополнение законов 12 таблиц.

27. Доверенный П. Квинкция и в то же время друг и родственник С. Невия – С. Алфен срывает объявления о продаже, отнимает от него раба, которого тот забрал было к себе, называет себя доверенным Квинкция и ставит справедливое требование, чтобы Невий пощадил честное имя и имущество Квинкция и подождал его приезда; если же он отказывается сделать это и решил заставить его согласиться на его условия с помощью таких приемов, то он, Алфен, не намерен обращаться к нему с просьбой и, в случае если тот вздумает перенести дело в суд, готов защищаться. 28. Пока это происходило в Риме, рабы, находившиеся при товариществе, вопреки праву, обычаю и преторскому эдикту силой выгнали Квинкция из лесных и полевых пастбищ, принадлежащих товариществу. VII. Если тебе, Г. Аквилий, то, что сделано по письму Невия в Галлии, кажется правильным и справедливым, то я не мешаю тебе допустить, что и все его действия в Риме были законны.

Будучи столь нагло изгнан из своего имения, глубоко оскорбленный Квинкций обратился за защитой к находившемуся тогда в провинции императору Г. Флакку, имя которого я, как того требует его сан, произношу с уважением [15] . Как горячо старался он поправить дело, вы можете убедиться из его распоряжений. 29. Алфен между тем ежедневно имел в Риме стычки с этим старым разбойником, где, разумеется, принимали участие и его люди, так как тот не переставал стремиться к тому, чтобы честное имя его доверителя было навсегда опозорено. Он требовал, чтобы доверенный внес залог в обеспечение уплаты в случае проигрыша дела [16] . Алфен же отвечал, что он, как доверенный, не обязан внести залог, так как залога не должен был бы вносить и сам ответчик, если бы он был налицо. Пригласили трибунов; когда от них потребовали прямого вмешательства, стороны разошлись после данного С. Алфеном слова, что в сентябрьские иды 13 сен. 83 г. П. Квинкций явится в суд.

15

Honoris causa – обычная формула извинения перед высокопоставленной личностью, имя которой произносилось при такой обстановке. Этот Г. Валерий Флакк, родной дядя того Флакка, которого позднее защищал Цицерон, был официально пропретором (наместником) Нарбонской Галлии в 83 г. и начальником тамошних римских войск; титул imperator он получил, по римским обычаям, от войска за удачную битву с галлами.

16

Это – та самая satisdatio judicatum solvi, которая через полтора года подала повод к praejudicium, в котором была произнесена наша речь; см. комментарии переводчика.

VIII. 30. Квинкций приехал в Рим и явился к разбирательству. Между тем наш противник, столь энергично распорядившийся перед тем захватом квинкциева имущества, его изгнанием из его поместий, похищением его рабов, полтора года сидит, не предъявляя иска, отдыхает, водит, сколько может, моего клиента за нос – и, в конце концов, требует от претора Гн. Долабеллы, чтобы Квинкций, согласно формуле, внес залог в обеспечение уплаты потому-де, что ответчиком является человек, имуществом которого в продолжение тридцати дней владели на основании эдикта претора другие [17] . Квинкций отвечал, что он должен был бы внести залог, если бы его имением владели по эдикту. Претор издает приказ – справедливый ли, нет ли, не скажу, скажу – необыкновенный, да и этого желал бы лучше не говорить, так как каждому ясно то и другое – чтобы П. Квинкций обязался (посредством спонсии с С. Невием) представить доказательства, что его имущество не находилось в чужом владении в продолжение 30 дней по эдикту претора Бурриена [18] . 31. С этим не соглашались тогдашние защитники Квинкция и доказывали, что разбирательству подлежит прежде всего само дело, что залог должны представить или обе стороны, или ни та, ни другая, и что нет причины подвергать одну из них бесчестию. Квинкций сверх того громко заявлял, что он потому не желает внести залог, что это было бы косвенным признанием законности, с точки зрения эдикта, распоряжения, по которому его имение находилось в чужих руках, а предложенной спонсии заключить не может потому, что ему тогда – что и случилось – придется говорить первому в процессе, где речь идет о его гражданской чести. Долабелла – как и вообще аристократы, которые уж если начнут что-либо делать (правильно ли или неправильно, все равно), в обоих случаях оказываются такими мастерами, что за ними не угнаться нашему брату, – упорно настаивает на том, чтобы обидеть Квинкция; он приказывает или прямо внести залог, или заключить спонсию в указанной форме, причем самым бесцеремонным образом велит удалить протестовавших против этого защитников моего клиента.

17

Бурриен своим приказом (decretum) уполномочил Невия завладеть имуществом Квинкция; но последний оспаривает правильность этого декрета, т. е. не признает, чтобы он был согласен с эдиктом, который преторы издавали на весь год вперед в общеобязательной форме.

18

См. комментарии переводчика и прим. 3.

IX. 32. И Квинкций ушел, конечно, убитый горем – и неудивительно: ему был предоставлен жалкий и несправедливый выбор, он должен был или внести залог и сам себе произнести приговор, или, согласившись заключить спонсию, говорить первым в деле, от исхода которого зависела его честь. В одном случае ничто не могло спасти его от печальной необходимости вынести самому себе тот самый приговор, который вынес бы самый суровый суд, во втором – оставалась еще надежда найти судью, на защиту которого он мог рассчитывать тем больше, чем меньше было у него заступников; – поэтому он предпочел заключить спонсию и поступил так. Тебя, Г. Аквилий, он избрал своим судьею и предъявил спонсионный иск. В нем и заключается весь нынешний фазис дела, от него зависит его дальнейшее развитие.

Partitio. 33. Ты понимаешь, Г. Аквилий, что речь идет не о спонсионной сумме, а о добром имени и всем состоянии П. Квинкция; ты видишь, далее, что – хотя по обычаю предков человек, гражданская честь которого подвергается в процессе риску, должен говорить вторым – от нас потребовали, чтобы мы говорили первыми, не услышав от противников ни одного обвинительного слова. Ты замечаешь, наконец, что прежние защитники превращаются в обвинителей, делая из своего дарования орудие гибели других, между тем как раньше оно служило средством спасения и защиты. Им оставалось сделать – что они и сделали вчера – еще одно: заставить тебя отправиться с ними перед трибунал претора и там назначить нам определенное время на произнесение речи; и они легко добились бы этого от претора, если бы ты не научил их уважать твои права, твои обязанности и твою власть. 34. Кроме тебя, нам до сих пор не удавалось встретить лицо, у которого мы нашли бы защиту против них; в свою очередь, они не считали достаточным для себя получить только то, за что никто не стал бы их порицать; по их мнению, власть ничего не стоит и не более как пустой звук, если не пользоваться ею для причинения обиды ближнему.

X. Но так как Гортенсий настаивает, чтобы ты приступил к постановлению приговора, а от меня требует, чтобы я не затягивал дела длинною речью, и жалуется, что при моем предшественнике никогда не наступал конец речам, то я не желаю, чтобы меня заподозрили в намерении не доводить дела до приговора. Правда, я не думаю, чтобы мне удалось быстрее доказать правоту нашего дела, чем это мог сделать мой предшественник; тем не менее я не буду многословен, как потому, что дело уже разъяснено прежним поверенным Квинкция, так и потому, что от меня требуют той краткости, которая мне же, как человеку, не обладающему ни достаточной фантазией, ни достаточной выдержкой для длинных речей, милей всего. 35. Ввиду этого я поступлю так, как не раз поступал на моих глазах ты, Гортенсий, – разделю всю свою речь на отдельные части. Ты всегда прибегаешь к подобному приему, потому что всегда можешь, я же поступлю так в данном случае потому, что считаю себя в состоянии поступить таким образом именно здесь. Тем преимуществом, которое с тобою всегда, благодаря твоему таланту, владею сегодня и я, благодаря существу дела. Я назначу себе известные пределы, за которые не сумею выйти, даже при сильнейшем желании; таким образом и я буду иметь в виду, о чем мне говорить, и Гортенсий будет знать, против чего ему возражать, и тебе, Г. Аквилий, будет наперед известно, о чем тебе придется слушать.

36. С. Невий, я отказываюсь признать, что имение П. Квинкция перешло в твои руки по эдикту претора. В этом заключается содержание спонсии. Сперва я постараюсь доказать, что ты не имел повода требовать от претора позволения отобрать имение П. Квинкция, затем, что ты не мог владеть им в силу эдикта, и, наконец, что ты вообще не владел им. Прошу тебя, Г. Аквилий, и твоих заседателей твердо помнить о данном мною обещании, – раз вы его запомните, вы легче поймете все дело и своим напоминанием без труда удержите меня, если бы я пытался перейти мною самим начертанные границы. Итак, я отрицаю, чтобы у Невия был повод к его требованию, я отрицаю, чтобы он мог владеть в силу эдикта, я отрицаю, что он владел. Когда я докажу несостоятельность этих трех пунктов, я кончу свою речь.

Probatio, часть I. XI. 37. У тебя не было основания требовать, чтобы имущество Квинкция было предоставлено тебе во владение. Почему? – Потому что Квинкций не был должен С. Невию ни по делам товарищества, ни лично. Кто этому свидетель? – Да тот же наш неутомимый противник. Тебя, да, тебя, Невий, призываю я в свидетели в данном случае. Больше года после смерти Г. Квинкция жил с тобою П. Квинкций в Галлии. Докажи же, что ты когда-либо требовал от него – разумеется, огромной! – суммы его долга тебе, докажи, что ты когда-либо заводил о ней речь, докажи, что ты когда-либо называл себя его кредитором, – и я признаю существование денежных обязательств его по отношению к тебе. 38. Г. Квинкций – по твоим словам, твой должник на крупную сумму, на что у тебя есть подлинные расписки, – умирает. Наследник его, П. Квинкций, приехал в Галлию, в принадлежавшее вам сообща имение, словом, туда, где должна была находиться не только земля, но и все денежные счеты и все бумаги. Кто же мог бы отнестись так небрежно к своему хозяйству, быть таким беззаботным, так резко не походить на тебя, Секст, чтобы – когда имущество лица, с которым он заключил условие, перешло к новому хозяину – не сообщить ему при первой же встрече о долге, не напомнить об уплате, не принести счетов и, если бы возникли недоразумения, не покончить с ними или в стенах дома, или самым формальным судебным разбирательством? Неужели этот образ действий – к которому прибегают даже самые прекрасные люди, те, которым дружба и честь их приятелей и близких знакомых дороже всего, – казался слишком неделикатным С. Невию, тому Невию, которого до того обуяла и ослепила алчность, что он в значительной мере подвергает риску свое выгодное положение, лишь бы целиком лишить Квинкция – своего родственника! – его состояния [19] . 39. Неужели не стал бы требовать своего долга – если бы он действительно был кредитором – человек, который, взбешенный тем, что ему не уплатили несуществующего долга, домогается не только капитала, но даже крови и жизни своего родственника? Или ты, быть может, тогда не желал беспокоить того, кому теперь не даешь свободно перевести дыхание? Ты не хотел, быть может, вежливо напомнить об уплате тому, кого ты теперь намерен преступно лишить жизни?.. Надо полагать, что так: ты не желал или не смел напомнить о долге своему родственнику, с почтением относившемуся к тебе, честному, совестливому старику; бывало, ты не раз запасался дома у себя твердостью духа, решался заговорить о деньгах, являлся во всеоружии, с заученною речью – и вдруг робел, краснел, словно девушка, и не говорил ничего: у тебя разом заплетался язык; ты хотел напомнить ему об уплате, но боялся опечалить его своими словами. Вот где разгадка! XII. 40. Оказывается, что С. Невий щадил уши того, чьей головы он ищет. – Нет, Секст, если бы он был должен тебе, ты потребовал бы у него уплаты и потребовал бы сразу, если не сразу, то вскоре, если не вскоре, то когда-нибудь и уж, конечно, в продолжение первых шести месяцев и, наверное, – к концу года. В течение полутора лет ты ежедневно имел случай напомнить об этом человеку – и не проронил ни слова; прошло почти два года, когда ты, наконец, заикнулся об уплате. Был ли хоть один мот или кутила – притом не тогда, когда начинал ощущаться некоторый дефицит в кассе, а в свои лучшие времена – так беспечен, как беспечен был Секст Невий? Назвав его по имени, я, кажется, сказал всё. 41. Г. Квинкций был должен тебе – ты никогда не спросил у него взятых в долг денег; он умер, его имущество перешло к его наследнику, ты виделся с ним ежедневно и спросил о долге только спустя почти полные два года. Неужели можно еще сомневаться, что вероятнее спросил бы С. Невий – если бы ему были должны – свой долг сразу или молчал о нем два года? Что ж, у него не было времени напомнить об уплате? – Но ведь он жил с тобой вместе более года. Или, быть может, тебе нельзя было искать суда в Галлии? – Но суд творился в провинции, да наконец, была же юрисдикция в Риме. Остается предположить, что ты в данном случае был или крайне небрежен, или чересчур великодушен; первое странно, второе смешно. Других оправданий ты, по моему мнению, представить не можешь. Столь продолжительное молчание Невия об уплате служит достаточным доказательством, что ему никто не был должен.

19

Не забудем, что разбирательство по спонсионному иску было лишь praejudicium, за которым должна была следовать actio pro socio. Проиграв спонсию, Невий, естественно, ухудшал свое положение в главном деле; а так как спонсия была вызвана совершенно ненужным для самой actio требованием Невия, чтобы Квинкций, как человек сомнительной состоятельности, представил satisdatio iudicatum solvi, то Цицерон мог сказать, что алчность его ослепила.

XIII. 42. А что, если я докажу С. Невию на основании его поведения в настоящем случае, что он не состоит кредитором Квинкция? В самом деле, о чем хлопочет теперь С. Невий? О чем он спорит? Из-за чего начался этот процесс, который длится уже два года? Что это за дело, которым он надоедает стольким достойным людям? – Он требует своих денег. Только теперь?.. Все равно, пусть требует. Послушаем его. 43. Он хочет разобраться в счетах товарищества и уладить существующие у него с ним недоразумения. Поздно, но лучше поздно, чем никогда; ничего против этого не имею. «Но, – говорит он, – я стараюсь в настоящее время, Г. Аквилий, не о том. П. Квинкций столько лет владеет моими деньгами. Пусть себе владеет, мне их не надо». Так из-за чего же ты ратуешь? Уж не подлинно ли затем, чтобы, как ты не раз выражался во многих местах, он был исключен из числа полноправных граждан? Затем, чтобы он лишился места, которое до сих пор занимал с величайшею для себя честью? Затем, чтобы его не было в живых, чтобы здесь решился вопрос о его жизни и всём состоянии, чтобы на суде он говорил первым и услышал голос обвинителя тогда только, когда ему будет нечего говорить в свою защиту?.. К чему ты на этом настаиваешь? Чтобы скорее получить свое? – Но ведь если бы ты хотел этого, дело давно могло бы быть кончено. – Или чтобы процесс принес тебе больше чести? – 44. Но ты не можешь погубить П. Квинкция, своего родственника, не сделавшись величайшим злодеем. – Или чтобы облегчить дальнейшее разбирательство? – Но Г. Аквилию не доставляет удовольствия процесс, где дело идет о жизни другого, да и Кв. Гортенсий не имеет привычки добиваться приговора, равносильного казни. Мы, в свою очередь, никаких затруднений не делаем. Правда, он требует денег, но ведь мы не признаем долга. Если он требует, чтобы суд состоялся тотчас, то мы согласны. За чем же дело стало? – Если он боится, что по окончании процесса у нас не окажется денег для уплаты, то пусть он берет с нас залог; но пусть он и от себя внесет требуемый нами залог по той же формуле, по какой соглашаемся его внести мы. Тогда дело может разом считаться оконченным, Г. Аквилий, и ты можешь пойти домой, избавившись от работы, наскучившей, полагаю я, тебе почти столько же, сколько и Квинкцию.

Конец ознакомительного фрагмента.