Обреченная
Шрифт:
Я рассмеялась.
– Вы провели лето в автобусе?
– «Грейхаунд». – Стэнстед снова улыбнулся – так, словно возрождал в памяти омерзительные воспоминания.
– Вы ведь шутите, правда?
– Что?
– Что вы имеете в виду… что? – спросила я. – Никто в Америке не ездит через всю страну на автобусе. И вы это знаете.
Мой собеседник выпрямился.
– Я терпеть не могу полеты. Потому и поехал автобусом. Вот и всё.
– О господи! – вздохнула я. – Вы из этих. Вы боитесь летать.
– Нет, не боюсь, – сказал Оливер.
– Да ладно!
– Нет,
Я скрестила руки и повторила:
– Слушаю внимательно. – Хотя сейчас, оглядываясь назад, думаю, что вряд ли я его слушала.
Мой взгляд снова переместился за его спину, на Пэтсмит, которая теперь прожигала нас взглядом из-за спины своего посетителя (священника? дедушки?). Как только наши взгляды встретились, я вернулась к Олли. Его губы оживленно двигались, глаза плясали. На какой-то стадии между своим вежливо-смущенным рвением и нервной дотошностью он сполз в роль обаятельного рассказчика, что ему удавалось куда лучше, чем Мэдисону Макколлу, который всего-то и выдал мне имя своей жены, или Стюарту Харрису, который втирал, что живет в Филадельфии, хотя я знала, что на самом деле он по уик-эндам торчит в Делавер-Велли, где отдельно от него проживает его бывшая жена, под полной опекой которой находятся их дети. Оливер, который всего месяц был со мной знаком, уже вываливал на меня сведения из своей жизни, хотя я спрашивала его только о том, когда он родился и где учился. Надо быть очень погруженным в себя, чтобы доверять столько почти чужому человеку на такой ранней стадии знакомства.
– Мой отец был пилотом, а мама – стюардессой, – продолжал он. – Да, это невероятно романтично…
– Я бы сказала – низкопробно, банально и тошнотворно, но валяйте. – Я улыбалась, глядя ему прямо в глаза.
– Меня зачали во время воскресного полета где-то над Марокко, Алжиром или Гибралтаром, никто не может точно сказать.
– Пожалуйста, не говорите мне, что ваш папочка в этом полете вел самолет.
Оливер коротко рассмеялся.
– Нет, он просто летел с мамой на уик-энд как пассажир.
– Понятно. – Я улыбнулась. – Остроумно.
– Он для меня очень важен, – добавил адвокат. – Мой отец.
Он сцепил руки, но не стал вдаваться в подробности. Вместо этого уставился на меня вроде как снизу вверх. Стэнстед был невысокого роста – я могла это сказать, даже когда он сидел, – и, на счастье или на беду, обладал огромной дозой младенческой привлекательности. Но он так изящно произносил слова – даже беззвучно, – что я начала тонуть в его чертовом взгляде. Это раздражало меня.
– Вы не слишком умны. Да, Олли?
И опять он пожал плечами.
– Откуда вам знать, что все, что вы прочли в досье, – правда?
– Есть статья за дачу ложных показаний, Ноа, – заявил он. – Вот откуда.
– А перед судом никто не лжет? Ну правда же, Олли, вы иностранец, но не настолько же!
– Вы никогда не давали показаний перед судом.
– Тут вы правы, – сказала я, – но причина не в этом. Спросите Марлин.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, –
– Ноа? – позвал меня юрист.
Я снова посмотрела на него.
– Ничего. Понимаете, вы в этом своем досье ничего нового не нароете. Неужто вы думаете, что я не читала его от корки до корки?
– Я вчера говорил по телефону с вашим отцом.
Из-под завесы ресниц на меня настойчиво и прицельно смотрели его светло-карие глаза. Будто медальку хотел получить за то, что набрал телефонный номер.
– Охрана! – позвала я инстинктивно, а потом встала и выглянула из-за перегородки. Краем глаза я заметила, как Нэнси Рэй ставит банку «Доктора Пеппера» на стул, чтобы подойти ко мне.
– Почему вы не хотите рассказать мне о нем? – взмолился Оливер.
– А вы мне уже начали нравиться… – отозвалась я.
– Он очень беспокоился за вас, – ответил Олли.
– Я много лет о нем не слышала, – сказала я, снова глянув на Нэнси Рэй. – Я слышала, что он в Коста-Рике.
– В Канаде.
– В Канаде, – повторила я, все еще глядя на Нэнси. – Хорошо. Отлично. Вас свела Марлин?
– Марлин? – Адвокат рассмеялся, отрицательно мотая головой. – Нет. Она не знает, где он.
– Конечно, – кивнула я и села. – Откуда ей знать?
– Мне просто показалось, что чего-то не хватает, когда я читал стенограмму, – сказал Стэнстед. – И я нашел его.
Он почти жаждал одобрения. Гордость за проделанную работу вне рамок бесплатных должностных обязанностей в фирме. И я была уже готова подарить ему десяток роз и веночек, когда к двери подошла Нэнси Рэй.
– Ноа, прошу вас! – чуть ли не взмолился Оливер. – Как часто вы общались с ним?
Я не ответила.
– Ноа? – повторил он мое имя.
– Три раза, – сказала я. – Я говорила с ним три раза.
– Три раза? – повторил адвокат. – Попробуйте еще раз.
Господи, он все не отставал! Я думала, что англичане чуть пассивнее, чем мы. Ключи на поясе Нэнси Рэй болтались, как у корпоративной уборщицы. Металлическое звяканье, когда она искала нужный ключ, отдавалось в моей кабинке.
– Понимаете, я мимолетно познакомилась с отцом перед судом, и, честно говоря, именно в этом настоящая причина смерти Сары, – сказала я. – Нормально?
– Извините?
– Забудьте, Олли. Вы никогда больше не встретитесь с этим человеком. Поверьте мне.
– Что вы имеете в виду под настоящей причиной смерти Сары?
– Руки, – скомандовала Нэнси Рэй, как раз вовремя нашедшая нужный ключ. Она отворила окошечко размером в четыре на десять дюймов. Величиной оно было как щель для писем. Я встала, подошла к двери спиной и, как раненая птица, просунула свои костлявые пальцы в отверстие сзади, и металлические браслеты снова украсили мои запястья. Оливер не сводил с меня глаз в течение всего этого процесса, не шевелясь.