Обреченное начало

Жапризо Себастьян

— Да, — она качала головой и улыбалась, — да, к девочкам. Ты спросишь внизу, где мой класс. Дай мне телефон родителей, чтобы я могла тебя предупредить. И принесешь учебники латыни, посмотреть, что ты сейчас проходишь.

Дени в полном смятении стал рыться в карманах в поисках кусочка бумаги. Ничего не мог отыскать. Она тоже. Нашел только пятифранковую купюру — решил написать номер на ней, взял ручку, которую она ему протянула, сел на ступеньку, чтобы было удобнее.

— У нас дома нет телефона. Нужно звонить соседке.

— Я разберусь.

Сестра Клотильда

склонилась над Дени, глядя, как он пишет. Положила руку ему на голову. Ему стало стыдно за свои обгрызенные ногти, стыдно за свой почерк, он чувствовал, как в груди бешено колотится сердце. Дени отдал ей купюру, не поднимая глаз, и она сказала с легкой усмешкой, что это первые в ее жизни заработанные деньги.

Вечером, лежа в кровати, проводя рукой по своим коротким волосам, напоминающим волосы Дени, она спрашивала себя: почему ей было так страшно? Разве Бог когда-либо запрещал разделять привязанность ребенка? Разве было что-то низкое в том, что они говорили, в том, что они делали?

«Боже, прости меня, если я посеяла смуту в его душе. Боже, прости меня, если я, сама того не ведая, причинила ему зло. Позволь мне любить его, словно это мой брат, словно это мое дитя. Позволь мне безбоязненно целовать его лицо и оставаться чистой в своих помыслах, какой я была, обращаясь к Тебе. Жизнь могла бы подарить мне маленького брата, как Дени, или ребенка, как Дени, он был бы моим и разделял бы мою любовь. Боже, я буду любить его такой любовью, я люблю его такой любовью».

Затем в темноте комнаты ясно проступило лицо Дени, каким она видела его вечером — потрясенное, успокоенное, потерянное. Она заснула, повторяя: «Дени, Дени, Дени, мой маленький, ангел мой», одна и та же фраза в темноте, губы на прохладной стороне подушки: «Дени, Дени, Дени, мой маленький, ангел мой».

VIII

На следующий день в школе Дени пребывал в полной прострации, безучастный ко всему, но полный внутреннего нетерпения. При этом у него вдруг ни с того ни с сего возникало странное желание расплакаться. Пьеро, наверное, заболел — он не пришел в школу. Остальные на уроках бузили так же, как и раньше. Во время урока Наполеона Рамон повернулся к Дени и толкнул его локтем:

— Что на тебя сегодня нашло? Ты что, не с нами?

— Нет, — сказал Дени.

— Не хочешь развлечься?

— Нет, — сказал Дени.

— Ты что, подлизываешься?

— Нет, — сказал Дени.

— Так что же тогда?

— Тогда иди к черту!

На перемене он спустился во двор с остальными ребятами и постарался отвлечься, гоняя мяч. Но не думать о сестре Клотильде не мог. На уроках он спокойно работал. В тот вечер никто не поднял галдеж. Было тепло, и воспитатель велел открыть окна. Дени закончил задания намного раньше других и сидел, положив голову на руки и стараясь ни о чем не думать. С улицы доносились тысячи вечерних звуков. Колокол вдалеке, песня, шаги по тротуару, лай, лязг тормозов. Звуки убаюкивали мысли.

Было уже темно, когда он пришел в пансион с учебниками под мышкой. Консьержка остановила его и спросила, что ему нужно. Она была невысокой и бесформенной. С виду глупой. Дени ответил, что пришел заниматься латынью с сестрой Клотильдой.

— Третий этаж и направо, — сказала консьержка, — но сначала зайдите к настоятельнице. На первом этаже.

Дени пересек окаймленный каштанами двор, похожий на их школьный двор, и вошел в первый попавшийся коридор. Его шаги отдавались гулким эхом, как в церкви. На втором этаже он увидел монахиню, с которой уже встречался в больнице. Она объяснила ему, где находится класс сестры Клотильды. Прежде чем постучать, он посмотрел на свое отражение в стеклянной двери, ладонью пригладил волосы и потер зубы указательным пальцем.

Когда он вошел, сестра Клотильда за кафедрой проверяла работы. В глубине пустого класса сидела ученица, девочка в очках, примерно одного с ним возраста, и корпела над своим заданием. Горела только одна лампочка. Не поднимаясь с места, монахиня подозвала Дени жестом. Она улыбалась без напряжения, безмятежно, как в первый день. Когда он подошел, она, не отрываясь, смотрела на него несколько секунд, а потом сказала мягко:

— Добрый вечер, чудо природы.

— Добрый вечер, сестра. Я… я могу подождать за дверью, если хотите.

— Нет, иди садись. Ты был внизу у настоятельницы?

Она поднялась, показала ему парту в первом ряду, и он послушно уселся, положив перед собой учебники. Она говорила тихо, чтобы не мешать ученице в глубине класса, которая вернулась к своему заданию.

— Я спросил у какой-то сестры, — сказал Дени. — Она проходила по коридору.

— В следующий раз, пойди представься настоятельнице. Она удивится, что ты не пришел ей представиться.

Теперь сестра Клотильда стояла перед ним. Она снова молча несколько секунд смотрела на него, а затем неожиданно рассмеялась. Взяла одну из книг Дени — грамматику Дебове — и перелистала ее. Увидела, что он рисует рожицы на полях.

— Вы мне звонили? — спросил Дени.

— Ой!

Она прикрыла рот рукой, стараясь подавить смех и сказала:

— Знаешь, что? Сегодня утром я делала покупки для пансиона, не знаю, что у меня с головой, но я отдала им твою пятифранковую купюру с номером телефона!

Она закончила фразу, глядя в глаза Дени, и покраснела. И тут же снова стала быстро перелистывать учебник. Через минуту молчание прервала ученица в очках:

— Сестра, я закончила.

— Хорошо, Франсуаза. Положите тетрадку мне на стол.

Прежде чем выйти, Франсуаза сняла с вешалки возле двери темно-синее пальто. Надевая его, она смотрела на Дени и улыбалась ему, как товарищу по несчастью, указывая глазами на сестру Клотильду, которая стояла к ней спиной.

Когда они остались наедине, монахиня обошла скамейку, не переставая листать книгу, и села рядом с Дени. Она разгладила страницу ладонью.

— Попробуем перевести?

Дени поморщился.

— Знаете, я пас!

Смирившись, она закрыла книгу. Не отрывая взгляда от своих рук, лежащих на столе, она спросила его, чем он занимался сегодня.