Обречённые жить
Шрифт:
— Чисто, сэр, — докладывают матросы. Дасти бешено оглянулся на зарёванную рожицу Зака, но как наступить на горло собственной песне? Презрительно передёрнув плечами, резко разворачивается и, быстро перебирая кривыми ногами, отклячив зад чешет на ют. Псих в лосинах. Аж смешно!
— Грех смеяться над покойником, подонок, хотя… дрянь был этот Йеллоу, акулы им потравятся, — сплюнув за борт, презрительно процедил боцман, когда матросы, повинуясь его окрику, рысцой свалили по делам. — А нож ты выбросил, молодец.
— Ничего я не выбрасывал! —
— Какой-какой! — усмехнулся моряк, — острый. Капрал ведь не сразу утоп, да. Акулы к нему шли, но кровища вокруг была до акул. А ты думал, что сможешь надуть старого Джэкоба, сорванец? Ладно. Дочищай этот клюз и лезь в трюм, я на люке велю тебя пустить. Отоспись и на ночь напросись тут драить. Поболтаем, подумаем, как с тобой быть. Дасти тебе своего дружка не простит. Ещё Кэп — редкая сволочь…
— Ну, давай, работай, — бурчит, на что-то раздражившись, и уходит.
— Повезло нам, Зак. — Подвожу первые итоги в воспитательных целях.
— Да… пронесло, так пронесло, — всё неправильно понял пацан.
— Это тоже, — говорю наставительно, — хорошего человека встретили.
— Ну, а я о чём? — усмехнулся воспитуемый.
— Ладно, давай снова я, — решаю пока перевести воспитание в практическую плоскость.
— Дерьмо отчищать? — Захар снова попытался неправильно меня понять.
— Нож прятать, — мысленно улыбаюсь его успехам, — пока ты от усердия нашу задницу не порезал.
— Ага, нашу! Хорошо, Неждан, включайся.
О-па, Нежданом назвал! Прогресс, очевидный прогресс. Главное, закрепить, не профукать за суетой во имя выживания. А с этим, с выживанием, пока всё печально. Размышляя таким образом, отрезал тишком изрядный кусок линя и задрав штанину привязал ножик к голени. Привожу себя в порядок и говорю Захару. — Быра дочищай клюз и в трюм, отсыпаться.
Пацан ретиво взялся за дело. Он, оказывается, может быть очень эффективным. При правильной мотивации. Управился быстро. Прокрался к люку, чтоб не приведи Бог, не попасть на глаза кому не надо. У люка дедушка матрос кивнул на крышку. Что ж, старость нужно уважать. Почти беззубый, почти седой. Матрос. А ведь лет сорок всего, может чуть больше.
— Отсалютуй господину матросу. — Прививаю парню хорошие манеры.
— Хм.
Зак, поднатужившись, откидывает тяжёлую крышку и, вытянувшись в струнку, резко кидает два пальца к виску:
— Сэр матрос, сэр. Юнга Закари Абрамс прибыл в Ваше распоряжение, сэр.
— В составе трюмной вахты приступить к укреплению борта собственной задницей, юнга, — ухмыляется старый Сэнди.
— Ай-ай, сэр, — снова два пальца к голове и на трап, то есть на ту верёвку. Трюм, гамак. Никто не лезет, Захару аж удивительно. Похоже, что парни тоже время даром не теряют, работают с молодёжью.
— Спи, Захарушка, досталось тебе сегодня, — как укачиваю его мысленно, — проснёшься, парни сухариками угостят.
Зак быстро отрубился, как это умеют только дети и электроприборы. Сон у него здоровый и глубокий, несмотря на все его невзгоды. Поэтому выспался он быстро. Такие его обстоятельства, что пришлось научиться всё делать быстро, даже спать. Проснулся и по выработанной на каторжном судне и легко, по малолетству, усвоенной привычке принюхался и прислушался, не открывая глаз. Сочтя практическую сторону жизни для посланной свыше реальности удовлетворительной, он решил разъяснить её теоретический бок.
— Неждан.
— И чего тебе не отдыхается?
— Мы в море, нас, то есть меня, приговорили…
— Меня тоже приговорили. Что у тебя?
— Тебя-то за что? Ты ж никого не убивал! И кто тебя мог приговорить?
— Я, Захарушка, не только приговорён. Мой приговор уже приведён в исполнение. Там, где и когда я был живой, — со всей серьёзностью разъясняю парню «как взрослому». — Насчёт того, что не за что, ты заблуждаешься — пока мало обо мне знаешь, но поверь, вполне было за что. Кто приговорил, не знаю, но если он способен откалывать такие номера, как с нами…
— Бог?
— Может быть. Ты не о том хотел спросить. Спрашивай, о чём хотел.
— Я тоже хочу как ты с мачты. И как капрала, и когда ссать бежали, научишь!? — прорвало мальчишку.
— Не быстро, но научу всему, что умею, — совсем не снисходительно обнадёживаю парня. — Новому будем учиться вместе.
— Тебе учиться?! — недоумевает Зак. Неправильное у него ко мне отношение, надо поправить.
— Конечно, золотце. Я никогда не упускаю возможности научиться новому, если учиться не у кого, придумываю новое сам. Вот и ты учись, только не останавливайся. Начнёшь учиться у меня, привыкнешь, и это станет для тебя и смыслом, и содержанием жизни.
— А у меня получится? — почти успокоившись, требует заверений пацан.
— Конечно. — Позволяю себе усмешку. — Ты способный.
— Откуда взял? — предсказуемо среагировал Захар.
— Во-первых, ты — умница, во-вторых, тело работает общее. Просто ты своему телу не хозяин. Пока. — Снова перехожу на деловой тон.
— Хм, ты моему телу хозяин? — мальчишка не может сдержать ехидства.
— Ага. Я просто говорю ему «фас», — «не замечаю» подначки.
— И оно само?! — пацан ожидаемо повёлся.
— Ну, почти. Словами это передать трудно, — «усталым» тоном закругляю беседу. — Это объясняют болью и страхом, а постигают с накоплением опыта, болезненного опыта. Научишься или погибнешь — всё получится, не ссы.
— Дык, наверху ж выссались! — острит мальчишка, оставляя точку в разговоре за собой.
Ага, точку, типа поговорить больше не с кем, блин!
— Ну что, Дристун, нажрался господского берла, выссался, выдрыхся? — донёсся добродушный басок Бобби Маленького.