Обреченные
Шрифт:
– Скорее, любимая. Мы страшно отстаем от графика. Уже несколько часов, как мы должны трахаться…
Голос – отцовский голос – останавливает меня. Что следует сказать о знаменитом Антонио Спенсере? Голова его напоминает эстетичный валун. Этакая достопримечательность. Разговаривая, он, как правило, изображает диктора, но сегодня голос у него теплый, без стали.
Я передумываю просачиваться сквозь дверь, чтобы не застать животную сцену, и принимаюсь расхаживать по холлу, снедаемая чувством вины.
Мой взгляд падает на электрическую розетку. Этот метод мы вскоре рассмотрим подробнее, пока же просто прими
Чу! – умиротворяющее хлюпанье: мои родители неистово тормошат свои старческие центры удовольствия.
Запомните, будущие мертвецы: всякий раз, как вы отключаете люминесцентную лампу или электронно-лучевую трубку, вы видите в них остаточное зеленоватое свечение. Это человеческая эктоплазма. Привидения постоянно попадаются в эту ловушку.
Скрученная внутри темной лампы, я, призрак, услаждаю себя тем, что тайком подслушиваю. Родителей за абажуром мне не видно, однако я разбираю, как отец хрипло шепчет нежности.
– Помедленнее, детка, – говорит он. – Обожаю, когда ты так делаешь, но не спеши. Еще немного, и ты доведешь меня до предела…
Тут под абажур вползает рука. Костлявая рука-паук. Рука-змея в плавном сплетении мускулов и в коже, гладкой, как чешуйки ящерицы. На ногтях облезший белый лак. Розовые полоски, словно борозды на паровом поле, тянутся от ладони почти через все предплечье; они рваные, будто эти несколько дюймов пропахал старый грязный фермер, прежде чем рухнуть замертво в одиночестве от сердечного приступа.
Надрезы – грубо нанесенные и только затянувшиеся – выдают в их владельце вероятного самоубийцу. Милые твиттеряне, мне знакомы эти шрамы, эта рука.
Я узнаю отметину тяжкой жизни в безлюдной сельской глухомани.
Под каждым ногтем коричневый полумесяц. Шоколад. Опытнейшему едоку очевидно, что шоколад молочный, с внешнего слоя батончика «Бэйби Рут». Пальцы скользкие от пота и липкие от карамели. Они пробегают по стеклу лампы, практически гладят мое лицо, пачкают мне волосы. Они ласкают и домогаются призрачной, запертой в трубке меня. Эти пальцы пахнут, как трусы моего отца, киснущие на дне перегретой бельевой корзины. Они пахнут, как пахла мама, когда все утро хихикала и не вылезала из банного халата. В такие дни она безмятежно наливала органический сок из ростков пшеницы, а щеки у нее румянились, натертые отцовской щетиной.
Канареечно-желтого обручального кольца моей матери нет; эта вползшая на столик кисть – не мамина.
За паучьими пальцами змеится предплечье, тощее плечо, тонкая шея. С кровати высовывается лицо, два глаза смотрят из-под нижней кромки абажура прямо на меня, пальцы при этом нащупывают и поворачивают выключатель. Лицо не старше, чем у хорошенькой выпускницы школы; в шестидесятиваттном свете я вижу: это не мамино лицо.
Вокруг рта размазана помада. Лиловатые пятна на щеках там, где усы должны были натереть мамино лицо. Она заглядывает под абажур, будто под юбку. Блудница смотрит с улыбкой на свет из моего убежища и шепчет:
– Который час?
21 декабря, 8:16 по восточному времени
Призыв о помощи
Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)
Милый твиттерянин!
И до смерти, и после товарищи предают меня. Девушка, которую мы застали за беззаботным кувырканием с моим весьма женатым отцом, до недавнего времени была мне верным другом и наставником в аду. Вероятно, в Хэллоуин она тоже не вернулась вовремя, но как ей удается явление в физическом теле и плотский контакт с досмертными – это загадка.
Обращаюсь с особой просьбой к друзьям, какие еще остались у меня в огненном подземном мире. Вам, умник Леонард, спортсмен Паттерсон, мизантроп Арчер и милая крошка Эмили, неведомо, что пока жизнь в Гадесе текла установленным порядком, я по нечаянности вышла на связь со своими во плоти живущими родителями. Я позвонила им по телефону ненароком, и разговор с дочерью, которую они едва похоронили, их, вполне понятно, опечалил. Дабы успокоить горюющих маму с папой, я дала совет, как им жить дальше. Вероятнее всего, совет этот приведет их в преисподнюю.
Подземные друзья, прошу вас: если родители умрут за год моего отсутствия, пожалуйста, позаботьтесь о них. Пусть они чувствуют себя как дома.
21 декабря, 8:20 по восточному времени
Место встречи. Продолжение
Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)
Милый твиттерянин!
В поисках вещественных доказательств взаимного вожделения моих родителей я, досмертный ребенок, рылась в грязном белье. Вонь и влага простыней служили материальным свидетельством того, что отец и мать все еще любят друг друга, и эти сладострастные пятна подтверждали их чувства лучше любых цветистых, записанных от руки сонетов. Их выделения доказывали, что все стабильно. Скрип матрасных пружин, шлепанье плоти о плоть говорили о биологической привязанности, более крепкой, чем клятва у алтаря.
Отвратные разводы их телесных жидкостей были документом, гарантирующим наш общий хеппи-энд. Однако теперь все, кажется, обстоит иначе.
– Во имя Мэдисон, – пыхтит отцовский голос, – ты хочешь затрахать меня до смерти, Бабетт?
Эти знакомые глаза, окаймленные бирюзовыми тенями и накрашенными ресницами, – плотоядные венерины мухоловки. Мочки ушей оттянуты сияющими кубическими камушками из циркония размером с десятицентовик. Интимно мурлыча и продолжая смотреть на меня в лампе, молодая женщина, Бабетт, спрашивает: