Обреченный мост

Иваниченко Юрий Яковлевич

— Ти як туди потрапив, мурло волохате? — невольно попытался ткнуть в неё дулом «маузера» Яков.

— Ото розвідники, — отпрянула самодовольная морда полицая. — Навіть провідника загубили. Залишайте свої кожухи біля входу на повітрі та йдемо.

— Ты что, охренел, дружище?.. — недоверчиво повёл бровью лейтенант Войткевич, знаток каменоломен по одесской приблатнённой юности. — Там же дубак, как в рыбном погребе?

Он даже поёжился в камуфлированной штормовке, озираясь вокруг, где по дну котлована сырой, с изморозью, ветер с кладбищенским завыванием гнул и ломал жухлый травостой.

Где тот имелся, конечно, среди развалов битых «кладбищенских» плит. Зябко было даже подумать, что ждёт их в каменном подземелье.

— То як хочете, — снова высунулось лицо, теперь привычно угрюмое. — Але якщо вас румуни рознюхають, або навіть німці — то я попереджав.

— Понятно, — хмыкнул, распрямляясь, лейтенант Войткевич.

— Что тебе понятно? — как раз таки не слишком понял капитан.

— Дым, — кивнул в сторону чёрной дыры Яков. — Так партизан вычисляют: по запаху дыма от костров, когда в лесу. А под землей — ещё и факела с керосином. Да и запах подземелья ни с чем не перепутаешь, специфический. Будем надеяться, там найдётся шинелька какая…

Крым. «Эски-Меджит»

Возмездие на выбор

— Это ж во сколько, — напрягся командир отряда, — он тут будет? Этот ваш фюрер философии?

— Не раньше, чем к полудню! — поспешил успокоить его красномордый, махая картузом.

— Тебе поверить… — проворчал Беседин.

— В любом случае надо… — начал было всё тот же голос в углу хаты, где-то за могучим разворотом плеч Шурале Сабаева.

— А вот чего надо или не надо, — театральным предгрозовым раскатом загремел Фёдор Фёдорович, не оборачиваясь, но явно заглушая голос пленного. — У тебя, подлая фашистская морда, никто не спрашивает.

Впрочем, перехватив мельком брошенный, но смущённый и недовольный взгляд комиссара, человека временами не пролетарски совестливого, Беседин усмехнулся и пробормотал под нос себе нечто вроде:

— Та дай отвести душу. Когда ещё придётся.

И вслух добавил «на публику»:

— А надо будет, так и у тебя спросим. И по всей строгости советских законов. За нами не заржавеет.

— Dura lex, sed lex, — с готовностью подтвердил Сергей Хачариди, пригибаясь под невысокой, на татарский манер, притолокой. И вошёл в светло выбеленный предбанник, служивший, надо понимать, чем-то вроде учётной конторы пред входом в подземелье погребов.

— Это ты кого сейчас? — обернулся, нахмурившись, Фёдор Фёдорович. — Дурой облаял?

— Это латынь, — непрошеный отозвался всё тот же голос за спиной Шурале. — «Закон суров, но таков закон».

— Вот таких образованных надо разом и к стенке ставить, — проворчал, будто ни к кому не обращаясь, партизанский «особист» Станислав Запольский, кряхтя и поднимая с пола скомканную татарскую «Азат Кырым».

— Второй где? — спросил у вошедшего командира разведчиков Фёдор Фёдорович, оставив реплику особиста без комментариев. Впрочем, особист и сам уткнулся в газету коллаборационистов, как если бы надеялся между строк петита выискать что-то ещё более крамольное, чем набранное титульным шрифтом.

— А Поллукс «немецкий» там остался, — произнёс

довольно странную фразу «Везунок», кивнув за спину, в тёмный зев погреба, и так же точно не обращая внимания на желваки, ходившие по острому подбородку Запольского.

— Кастор и Поллукс, — не дожидаясь недоумённой паузы, вставил всё тот же настырный голос с мягким латинским акцентом. — Братья-близнецы. Диоскуры.

— Вы у меня, братья-шкуры, — не на шутку начал было заводиться Беседин, но вдруг встревожился: — А Арсений его не того? Не пришибёт? В порыве, так сказать, любознательности?

— А и пришибёт, — проворчал Сергей, с грохотом пристраивая под лавку верного товарища своего — чешский пулемёт «ZB-26». — Пришибёт, так невелика потеря. Ничего ценного братец его не знает.

— Что, совсем ничего? — перевёл взгляд командир на Яшку Цапфера, штатного переводчика отряда, выглянувшего из-за спины Хачариди с выражением комсомольского карьериста, опоздавшего к раздаче партийных поручений.

— Как ничего?! — с жаром возмутился Цапфер, проталкиваясь из-под локтя Сергея вперёд. — Есть! Есть и очень даже ценная информация! Скоро сюда, в Эски-Меджит, прибудет командир ихней зондеркоманды. Целый штурмбаннфюрер!

— Ну, чего он там фюрер, нам и по-русски уже доложили, — ворчливо отмахнулся командир.

— Ну, тогда больше и впрямь, — вынужденно согласился Яша, — ничего ценного.

Вся его исключительность как переводчика пропала, можно сказать, втуне. Разве что…

— А про то, что штурмбаннфюрер приедет не сам, а с пополнением? — без особой надежды, почти просительно добавил Яшка.

— С каким ещё пополнением? — встрепенулся Беседин, а Запольский даже смял, дёрнувшись, газету. — Он же вроде как за счёт разведшколы здешней должен был?

— Должен был! — мгновенно подпрягся «тыловик», неугомонный предатель всего и вся. — Должен был из разведшколы набрать пополнение. Только ему тут никто почти не понравился. Человек пять всего взял. А остальных… — «тыловик» осёкся.

— А остальных, значит, с собой должен был привезти, — закончил за него особист, в сердцах отшвырнув газету. — А ты, паскуда, значит, знал и смолчал.

— Эге ж, — нехорошо усмехнувшись, подтвердил Фёдор Фёдорович. — Промолчал, конечно. Понадеялся. А вдруг повезёт? — оборотился он, будто советуясь с комиссаром. — Отобьют фашисты…

— Да я?! — стукнул себя кулаком в грудь «тыловик».

— Тільки подивитися хотів, хто переможе [48] , — на сей раз закончил за него Руденко.

Фёдор Фёдорович махнул рукой, очевидно, подписывая мысленный приговор.

— Что ж, раз основное мы выяснили, — подвёл он итог, надо понимать, первой части «акта возмездия». — Предлагаю теперь в узком кругу, так сказать, выяснить второй вопрос повестки…

Он сделал драматическую паузу и продолжил отчетливо и раздельно, как если бы хотел, чтобы слова его врезались в память всем присутствующим.

48

Только посмотреть хотел, кто победит (укр.).