Обречённый на одиночество. Том 1
Шрифт:
– Мы уважаем и почитаем, Эсип, и ваши слова, и ваши преклонные года. Конечно, в дороге и в незнакомой стране может понадобиться помощь, и мы непременно обратимся к вам, если будем нуждаться в ней. Но, прошу простить нас, Эсип, у нас есть к вам один вопрос. Конечно, мы молоды и мало что повидали в своей недолгой жизни. И не следовало бы нам, наверное, вести такие разговоры с ровесниками наших отцов и дедов. Но тем не менее… Да простятся нам наши сомнения, – в первый раз с момента своего появления среди караванщиков заговорил Буга. Голос его, по-юношески чистый и приятный, не был тем не менее лишен некоторой жесткости, что не могло ускользнуть от внимания слушателей. – Мы ведь тоже, Эсип, не раз слушали мудрых старцев, желая познать людей и этот мир. Мы прошли вдоль и поперек все земли нахов. Бросали детские игры и юношеские
Старик внимательно слушал, еле заметно кивая головой. По сощуренным, словно от яркого солнца, глазам было хорошо видно, что слова молодого человека болью отзываются в его сердце.
– Какую же вы преследовали цель, уважаемый Эсип? – продолжал тем временем Буга. – Что вы искали в наших краях? Что хотели узнать? Какие мысли жили в вашей голове, когда вы столько времени проводили под кровлей нашего деда? Еще раз прошу простить меня. У нас впереди долгий и, может быть, опасный путь. Без доверия друг к другу не стоит продолжать его вместе. Мы хотим, чтобы вы доверяли нам, и сами хотим вам верить. Вот почему я и завел этот разговор, вот почему нам важно услышать ваши ответы на эти вопросы… Нам приятно было слышать добрые слова, которыми вы отозвались о нашем деде. Мы благодарны вам за них и рады, что он оставил у вас такую память о себе. «Живший у нас Эсип был мудрым и очень ученым человеком, – сказал он своим сыновьям ровно через месяц после того, как вы покинули его дом. – Это был непритязательный гость, и услужить ему было совсем не в тягость. Но все же мне приходилось всегда быть бдительным, словно босоногому путнику в змеином овраге. Он пришел в земли нахов в поисках чего-то для него важного, с намерением обязательно это найти. Я сердцем чувствовал, что ничего хорошего для нас в этом госте не было. Все чаще спрашивал о Туш-Ламе, стремился попасть туда. И уехал, только окончательно убедившись, что это ему не удастся, что не допустят нахи чужака до священной горы. Я позволял ему находиться в своем доме только потому, что явных причин обвинить его в коварстве или считать нашим врагом у меня не было, а оскорбить гостя, всего лишь подозревая его в чем-то, недостойно благородного человека. Но я никогда не доверял ему». Слова эти были сказаны о вас, Эсип. Мы хотим услышать ваш ответ, прежде чем продолжить путь с вашим караваном. Еще раз прошу простить меня за прямоту. Как говорят в народе, правда она как благородная пчела – дает целебный мед, но и жалит больно. Бывает и такое, о чем не хочется ни слышать, ни говорить. Но с другой стороны, если бы можно было говорить только приятные слова, наверное, люди годами не разговаривали бы друг с другом… Прошу понять меня правильно, Эсип, никто не собирается спрашивать с вас за ваши прошлые дела. В пограничном тупе вы заплатили за право провести караван по землям нахов. Пока вы не покинете наши пределы, ни вам, ни вашему каравану ничего не грозит. Каким бы ни был ваш ответ! Мы просто хотим знать, кто наши попутчики и насколько им следует доверять.
Караванщики внимательно выслушали молодого наха и затихли. Одни из них опустили головы, другие смотрели на Эсипа. Молчание подозрительно затягивалось.
Первым заговорил Самайл. Он сказал Эсипу что-то на своем языке. Слова Самайла вызвали среди караванщиков спор. Судя по их поведению, одни поддерживали Самайла, другие взяли сторону Эсипа. Сам же старик растерянно озирался то на одних, то на других. Наконец он поднял руку, призывая всех к тишине, и хрипловатым, но жестким голосом прикрикнул на своих товарищей. Потом обратился к молодым людям, молча наблюдавшим за происходящим:
– Похожи! Как же вы похожи на Дуку! – Эсип снял какое-то подобие тюбетейки, провел рукой по голове и снова надел ее. – Мне сто тринадцать лет. Когда начинаю вспоминать об увиденном и пережитом, кажется, что их было не сто тринадцать, а сто тринадцать тысяч. Жизнь, молодые люди, не так проста, какой вам она, наверное, кажется. Нет, совсем не проста. Не на всякий вопрос можно найти ответ. Я вот тоже не имею… не имел права сказать вам то, что сейчас скажу. И все-таки… Я остался в большом долгу перед вашим дедом… – Последовала новая пауза. – Я верну этот долг, чего бы мне это ни стоило. Но… какие же вы, нахи, все-таки странные люди. Истинно дети! И совсем не хотите взрослеть. Страшно представить, сколь часто и долго недруги будут играть вами и вашими судьбами, если вы не научитесь распознавать коварство и хитрость ваших врагов…
Среди караванщиков опять возник шум. Самайл пытался что-то объяснить им, но его никто не слушал. Один из них, рослый крепкий мужчина сорока пяти-пятидесяти лет, приблизился к Эсипу. Он схватил старика за плечи своими сильными руками и стал что-то зло выговаривать ему, часто кивая головой в сторону молодых людей. Его грубый тон и, по-видимому, столь же грубые слова заставили старика покорно согнуть спину. Самайл тоже отступил, как только здоровяк бросил на него угрожающий взгляд из-под густых бровей. Из десятка караванщиков ни один не посмел вступиться за старика.
Внимательно наблюдающий за всем этим Буга твердым шагом подошел к вцепившемуся в старика человеку, перехватил его руку в запястье и с холодной решимостью отвел от плеча старика. При этом правая рука Буги крепко сжимала рукоять меча. В его взгляде, застывшем на массивной переносице самоуверенного хама, даже слепой увидел бы нескрываемое презрение.
– Пока Эсип находится на земле нахов, он наш гость, пусть и соплеменник вам. Знайте, что честь и жизнь всякого гостя под защитой наших мечей! – растягивая каждое слово, ледяным тоном проговорил горец.
Бага внимательно наблюдал за караванщиками, готовый в любой момент вступить в схватку. Хотя он и уступил право слова двоюродному брату, ни в коем случае не собирался уступать ему привилегию первым броситься в бой.
Купцы, понимая, где они находятся, отступили.
– Спокойно, Бага, спокойно, брат наш. Нам не нужно ссориться, – мягко произнес Самайл, прижимая правую руку к сердцу. Желая, видимо, показать свое уважение к молодому человеку. – Мои товарищи не желают зла Эсипу. Наоборот, они хотят уберечь его от опасного для него же самого шага.
– Чтобы понять, что тут происходит, вовсе не обязательно знать ваш язык, – все тем же мягким голосом сказал Буга. – Мне кажется, вас не совсем устраивает то, что Эсип хочет ответить на наши вопросы. – Буга посмотрел на старика. – Отвечать или нет – это дело только Эсипа. Пусть он сам и решает, как ему поступить. Если не захочет, пусть не говорит ничего. Но тот, кто попытается силой заставить его молчать, сам замолкнет навеки.
Караванщики еще какое-то время спорили, перебивая друг друга, но вскоре притихли, видимо, договорившись о чем-то между собой.
Самайл подошел к Буге.
– Ох-хо-хо, как же некрасиво все получилось. Чуть было не поссорились без всякой на то причины, – досадливо качал головой купец. – И ты, Буга, конечно же, прав. Впереди у нас долгая дорога, если нет доверия друг к другу, нечего и идти вместе. Мы так рады были, что вы примкнули к нашему каравану, и никак не хотим терять таких попутчиков. Спешка никогда не приводит ни к чему хорошему. Мы не можем враждовать с вами. Хотим дружбы с нахами, и всегда к ней стремились. Всякий мирный человек чувствовал себя на вашей земле даже в большей безопасности, чем у себя дома, потому что знал, что ни коварства, ни предательства с вашей стороны не будет.
– Тем не менее, Самайл, мы хотим поговорить с Эсипом. За все время, что он провел у нас, он не совершил ни одного недостойного поступка, но и заслужить полное доверие Дуки тоже ему не удалось. Поэтому вы должны понимать, что нами движет не праздное любопытство. Независимо от того, поедем мы с вами или дождемся следующего каравана, я не могу не задать ему несколько вопросов.
– Ну что ж, Буга, это совсем несложно будет организовать, – Самайл с улыбкой на лице похлопал молодого человека по плечу.