Обреченный на скитания. Трилогия
Шрифт:
Я долго лежал в гнетущей тишине. Старался вспомнить хоть что-нибудь связанное. Но все, что касалось последних дней, всплывало в виде обрывочных картинок. При этом свое детство и студенчество помнил очень четко.
Раздался тихий скрип двери и в дом кто-то вошел. Я закрыл глаза и принял расслабленную позу. Голова побаливала, и очень хотелось пить. По осторожным шагам, я понял, что ко мне кто-то подошел. И что дальше? Притворяться дальше или восстать из мертвых. Лучше полежу. Опыт подсказывал, что нужно, как можно дольше,
Еще скрип дверей и женский голос:
– Ну, что ты над ним сидишь? Заняться нечем?
А голос знакомый, глубокий и мягкий. Мамский такой голос.
– Бабушка, по-моему, он шевелился. Он не так лежал, и аура у него посветлела!
– раздался надо мной девичий голос. Захотелось увидеть этого ангела, - У него глаза шевелятся и дыхание сбилось. Ему, наверное, опять плохо.
Судя по шагам, подошла бабушка.
– Может сон сниться?
– потом молчание, а затем, - Ну что, парень, как ты себя чувствуешь?
По-моему, это ко мне.
– Бабушка, он что очнулся?
– ангельский голосок будоражил во мне любопытство.
– А ты не видишь? И чему я тебя учила?
– шаги удалились. Притворяться стало стыдно. Я разлепил веки. Рядом со мной действительно сидел ангел во-плоти. Девушка была бесстыдно мила. Мягкие черты лица, изящный пропорциональный носик, большие, голубые глаза, золотистые волосы, тонкие чувственные губы. Вот только годков ей, на мой взгляд, двенадцать-тринадцать. А жаль.
– Кх ...Кх...
– раскашлялся и выдавил из себя, - Пить... дайте пить!
Притворяться умирающим не пришлось. Голос звучал тихо даже для меня, в горле, как будто песка насыпали - сухо и колюче. Девушка выжала тряпочку, с которой мне в рот попала вода. Я облизал сухие губы.
– Тебе нельзя много, - проговорила девушка, - Наконец-то ты очнулся, мы уже и не надеялись. Ты молчи, молчи. Вот наберёшься сил, тогда и поговорим.
Проглотив живительную влагу, я смог проговорить:
– Ты - ангел. Твой голос нежнее песни сверчка. Я уже в Раю?
– Я не знаю, что такой Раю. Ты у нас, вот бабушка и я пытаемся тебя оживить. Я не ангел, я - Милёна.
– Говори, говори. Твой голос хочется слушать и слушать, он лечит лучше любых лекарств. Ты не молчи, иначе мне станет совсем плохо, - меня просто несло. Меня охватила какая-то бравада. Это что нервы или гормоны?
– Бабушка, ему плохо, - тут же отозвалась Милёна. Вошла женщина бальзаковского возраста. Весьма миловидная. Лицо гладкое без морщин, внимательный взгляд, возраст выдавали разве что мудрые глаза и мягкий, грудной голос:
– Ох, Милёна. Ты что, не видишь, что он тебе льстит? А вы, молодой человек, прекратите свои бесстыдные речи, Милёна от вас две недели не отходила, а вы только очнулись и сразу заигрываете.
Остапа несло!
– О, мадам! Как приятно видеть столь красивую и мудрую женщину в наставницах у этого хрупкого ангела. Я совсем не хотел обидеть вас своими словами. Прошу простить меня, если я оскорбил ваш слух своими речами. Но говорю вам совершенно откровенно, что голос столь милого и непорочного создания, как Милёна, действует на меня совершенно волшебно!
Женщина улыбнулась:
– Как тебя звать, женский угодник?
– О, простите великодушно! Мадам, мисс. Разрешите представиться - Алекс. К вашим услугам.
– Просто Алекс?
– брови женщины удивленно приподнялись.
– О да, мадам. Для вас, просто Алекс. Вы так прекрасны, что находиться рядом с вами уже огромная честь для меня. Позвольте узнать ваше имя?
– великосветски спросил я.
– Бабушка, он бредит?
– озабочено спросила Милёна - может, ему успокаивающего дать?
– Видимо, да, - улыбаясь, ответила бабушка. Хотя назвать эту красивую женщину бабушкой язык не поворачивается, - только отваров от этого у меня нету. Ты бы, Алекс, успокоился и не заигрывал с Милёной. Она - девушка молодая, мира не видела, может не так все понять.
– Ах, простите мадам, не называющая свое имя. Оказаться рядом с таким чудесным цветком, как Милёна, кого хочешь, с ума сведет. Просто быть рядом уже счастье, а принимать живительное питье из ее волшебных рук, лишает меня последних способностей мыслить здраво!
– Жизнемира меня зовут. Помолчал бы, господин "просто Алекс", - женщина повернулась и вышла. Милёна растерянно смотрела то на дверь, куда ушла Жизнемира, то на меня. На её лице было такое детское недоумение, что у меня сжалось сердце от умиления и нежности.
Встретившись со мной взглядом. Милёна спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– теперь ее глаза не были голубыми, а потемнели до цвета весенней синевы неба.
– Спасибо, о прекраснейшая из прекрасных. Все хорошо!
– ответил я, не в силах оторвать взгляд от нее.
– Ты уверен?
– Да. Устал только, - я, действительно, почувствовал тяжесть усталости во всем организме. Блаженно улыбаясь, я откинулся на подушку.
И тут меня обожгла мысль. Рекс! В груди похолодело от предчувствия беды. Они знают, что с ним. Раз они меня нашли, значит и про Рекса все знают. Я резко сел, Милёна тревожно обернулась ко мне.
– Женщины, миленькие. Собака. Со мной была собака. Рекс. Где он, что с ним? Милёна, Жизнемира, пожалуйста. Со мной была собака, я нес ее... Она ранена была... Вы же знаете? Ну, пожалуйста, - на глаза мне навернулись слезы. О боже! Что же я такой нежный то стал!
– Он, оказывается, нормально разговаривать умеет!
– недовольно проговорила Жизнемира, входя в комнату, - а то заладил, мадам, мадам!
– Милёна...? Жизнемира? Пожалуйста, - уже спокойно проговорил я.
Милёна присела около меня, взяла за руку: