Обреченный убивать
Шрифт:
Иван Савельевич и впрямь нашел мне в помощники "гарного хлопца", капитана ОБХСС Хижняка. Он обложил интересующий нас кооператив "Свет" по всем правилам стратегии и тактики.
Выяснилось, что Коберов и Заскокин исполняли в кооперативе роли охранников. Но кого они охраняли? – вот в чем вопрос. И уж конечно не председателя, некоего Фишмана, – он старательно изображал фигуру большой значимости, а на самом деле был подставным лицом, пешкой в крупной игре.
Месячный оборот торгово-закупочного кооператива "Свет" составлял полмиллиона рублей,
Посоветовавшись, мы решили для начала подключить финорганы – очередная ревизия, не более того. Вот тут-то все и началось…
Во-первых, Хижняку влетело от начальства за "самодеятельность", и его срочно отправили в командировку на периферию, в сельский район.
Во-вторых, Ивана Савельевича вызвал прокурор области и так вздрючил за какие-то мелочи, что тот неделю валидол из-под языка не вынимал.
А в-третьих… Уж не знаю, кто там и что говорил Палычу, но он на оперативках был чернее грозовой тучи и носил нас по кочкам с таким остервенением, будто собирался не на пенсию, а на повышение, где требуется не столько ум, сколько начальственный кулак.
Мне так и не удалось уломать Ивана Савельевича. И я пошел к Палычу.
– Прошу подключить к расследованию седьмой отдел, – заявил я без обиняков.
– Зачем?
– Нужно понаблюдать за Коберовым и Заскокиным. Мне они не по зубам. У них машина, а я пешком.
– Основание?
– Следователь дал добро… – уклончиво ответил я.
Палыч изучающе осмотрел меня с ног до головы. Я терпеливо ждал.
– Ладно… – наконец сказал он почему-то с обреченным видом. – Пойду… э-э… к генералу.
Я облегченно вздохнул: значит, Палыч принял решение и теперь от него не отступит, чего бы это ему ни стоило.
– И еще, товарищ подполковник, у меня есть предложение… В общем, нужно ускорить события, подтолкнуть кое-кого к активным действиям.
– Как?
– Хочу запустить в работу записку, найденную в кабинете Лукашова. Думаю, что пора, в самый раз.
– Записка… – Палыч покачал головой. – Это мина…
– Да. Уверен, что она заставит их принять какие-то контрмеры.
– Их? – как бы про себя тихо переспросил Палыч.
– Мне кажется, в этом сомнений нет.
– Может быть, может быть… Хорошо… будь по-твоему. Но мне не хотелось бы… э-э… чтобы жена Лукашова… В общем, ты сам понимаешь…
Да уж, я понятливый… И если по моей вине заштормит, то Тину Павловну следует поберечь…
Тина Павловна встретила меня как старого доброго приятеля.
Прошло уже две недели после похорон Лукашова, на которых побывал и я, естественно, по долгу службы. Конечно, я не вышагивал в длиннющей похоронной процессии, а скромно наблюдал со стороны, запоминая участвующих в траурном шествии безутешных сограждан. И все потому, что меня не покидала надежда вычислить неизвестного мне В.А.
– Тина,
Она и впрямь выглядела эффектно: длинное узкое платье, выгодно подчеркивающее по девичьи тонкую талию и открывающее мраморной белизны плечи с безукоризненной кожей, свежее, пышущее здоровым румянцем лицо, искрящиеся от радостного возбуждения глаза…
– Я вам нравлюсь? – с обезоруживающей непосредственностью спросила она.
– В общем… да.
– Так в общем или да? – Она засмеялась звонко и зовуще.
Это уже слишком! В конце концов, я на службе и пришел сюда по делу. Я бодаю упрямо головой и говорю:
– Тина, у меня к вам есть один вопрос…
– Очень важный? – лукаво спросила она. – Может, ваш вопрос подождет? А мы тем временем выпьем кофе.
– Спасибо, нет, – решительно разрубаю я мостик, который она пытается проложить между нами. – Кофе как-нибудь в следующий раз.
– Я вас внимательно слушаю, – с легкой обидой ответила Тина Павловна.
– В первую нашу встречу я спросил вас, не случились ли какие-либо важные события за день-два до смерти вашего мужа. Помните?
– Припоминаю… – Она вдруг напряглась, посуровела.
– Ну и?
– Я ведь вам тогда ответила.
– Ваш ответ я не забыл. Но тогда, как мне кажется, вы находились ну, скажем, в шоке и просто не могли все вспомнить…
Я бросаю ей спасательный круг. Ну возьми же его, возьми! Не нужно лезть в дебри лжи и недомолвок. Мне этого почему-то так не хочется…
Нет, она не приняла мою жертву. Или не захотела, или просто не поняла.
– Это допрос? – вдруг резко спросила она.
Нечто подобное я предполагал. По женской логике, если хочешь скрыть смущение или промах, нужно сразу переходить в атаку.
Ах, Тина Павловна, какая жалость, что я не пришел к вам просто в гости, попить, к примеру, кофе с коньяком… А что касается вашей "атаки", так ведь не зря мне пять лет кое-что вдалбливали в голову на юрфаке университета и уже три года натаскивает Палыч.
– Что вы, – отвечаю я неискренне, с отменной фальшью в голосе. – Мы просто беседуем…
Фальшь она ощущает мгновенно, а потому постепенно теряет самообладание. Простите, Тина Павловна, но не я предложил эту игру.
Глядя на нее суровым, "милицейским" взглядом, я достаю из кармана известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина Павловна смотрит на записку как загипнотизированная.
– Это вы писали? – спросил я официально и строго.
Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг…
Нет, с женщинами работать просто невозможно! Она падает в обморок!
Я долго привожу ее в сознание, бегаю вокруг кресла, где она лежит, как спящая царевна, обливаю водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку или нашатырный спирт (черт его разберет, где у нее хранится это добро). В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при поздней дороге…
Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голове, она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач.