Обреченный убивать
Шрифт:
И, уже остывая, злобно осклабился:
– Даже если ты меня и пришьешь, что весьма возможно, судя по твоим прежним "подвигам", толку тебе от этого будет мало. Во-первых, тебя найдут и на дне морском. А во-вторых, с твоих домочадцев, жены и сына, шкуру с живых сдерут. Притом на твоих глазах. Так что не забывайся, Ерш. Ты мне по гроб жизни обязан. А долги нужно платить. Помни об этом всегда.
Черная пелена вдруг окутала меня погребальным саваном, и внезапно сковавшее тело бессилие впилось в сердце терновыми шипами.
Я вяло ковырялся вычурной серебряной ложкой в креманке с подтаявшим мороженым, смотрел пустыми глазами на изрядно опьяневшего Тимоху, механически отвечал на вопросы и даже улыбался пошлостям, которые так и сыпались из него, как из рога изобилия.
Но я, как зомби, был мертв.
И только единственная
А когда я пытался вспомнить облик Ольгушки и сына, на месте их лиц пульсировали кроваво-красные бесформенные пятна…
Следующая ликвидация оказалась в десять раз проще первой.
Моим новым "клиентом" стал один из боссов южноамериканской мафии, что-то не поделивший с колумбийскими наркобаронами. Его я достал в казино небольшого, но богатого городишки неподалеку от Рио-де-Жанейро.
Не в пример нашим "орлам", для понта окружавшим свою драгоценную персону армией телохранителей из бывших спецназовцев и кагэбистов, вальяжный мучачос ограничился только двумя "торпедами", с виду профессиональными кетчистами, каждый из которых был шириной с банковский сейф, и подругой, судя по походке и манере держаться – бывшей манекенщицей или что-то в этом роде.
Прикрывал меня Эрнесто.
Убил я своего "клиента" элементарно и до смешного просто: подошел сзади, затесался в толпу, окружавшую рулетку, и под вопли двух придурков, сорвавших хороший куш, всадил ему пулю из пистолета с глушителем прямо в сердце.
Он умер, даже не охнув, и так и остался сидеть с открытыми глазами, откинувшись на спинку стула.
Переполох поднялся только тогда, когда я уже усаживался на сиденье машины, за рулем которой был Эрнесто.
Выбросив у ближайшего мусорного бака, в переулке, пистолет и пиджак с дыркой от пули (я стрелял, не вынимая оружие из кармана), мы взяли курс на Сан-Паулу. Там нас ждали новые документы, другая машина и, возможно, очередное задание.
В Сан-Паулу мы въехали на рассвете.
На заправочной станции было пустынно, лишь пьяный мулат справлял малую нужду на ржавую бензоколонку. Завидев нас, он с непринужденным видом застегнул ширинку, снял шляпу, поклонился, и, как ни в чем не бывало, улегся спать прямо возле лужи, подложив под бок кусок картона.
Заправляться мы не стали. Поставив машину – видавшую виды "хонду" – на стоянку, больше похожую на свалку подержанных автомобилей, нежели на место парковки индивидуальных транспортных средств приличных граждан, мы пересели на практически новый "форд" и влились в пока еще слабый поток автомашин на улицах просыпающегося города…
Пулькерия, [79] куда затащил меня Эрнесто, была построена в начале века. Она именовалась рестораном, но если бы кто-нибудь решил появиться здесь в смокинге, боюсь, его неправильно бы поняли.
И тем не менее, несмотря на почтенный возраст и весьма подозрительного вида публику, в "Эмбире" было на удивление уютно, патриархально-чинно и прохладно. Что в странах с жарким тропическим климатом являлось несомненным достоинством.
"Эмбира" [80] полностью оправдывала свое название.
79
Пулькерия – харчевня.
80
Эмбира – тропическое дерево.
Вся ее внутренняя отделка была выполнена из ценных сортов дерева, притом отменными мастерамирезчиками, каких теперь днем с огнем не сыщешь. Стены и пол украшали плетенные из веревок циновки, коврики, макраме.
Стол, за которым мы сидели, был изготовлен из гонсалоалвеса, [81] и тонкий фисташковый запах приятно ласкал ноздри, вызывая зверский аппетит.
– Принеси для начала пачку "Министран", [82] кашасу [83] и на закуску жареных арату, [84] –
81
Гонсалоалвес – дерево семейства фисташковых с красивой плотной древесиной.
82
"Министран" – марка сигарет.
83
Кашаса – водка из сахарного тростника.
84
Арату – маленькие крабы.
85
Фуло – негр со светлой кожей.
86
"Маншете" – популярный в Бразилии еженедельник.
Я щелкал как семечки удивительно вкусных арату, Эрнесто – потягивал на чем-то настоянную кашасу, курил сигареты и листал еженедельник, а официант и повара трудились в поте лица, выполняя наш заказ.
Примерно через полчаса на столе уже исходила паром мокека [87] с желтой маниоковой кашей, отсвечивали прозрачным янтарем устрицы, приправленные салжемой, [88] стояли чашки с протертыми суруру, [89] разнообразными соусами, кажу [90] в сиропе и, наконец, словно бальзам на мое русское сердце, великолепные шурраскиньо, [91] так похожие на наш (ну ладно, грузинский!) шашлык.
87
Мокека – блюдо из тушеной рыбы, рачков и креветок с оливковым маслом и перцем.
88
Салжема – минеральная соль.
89
Суруру – съедобные моллюски.
90
Кажу – плод фруктового дерева кажуэйро.
91
Шурраскиньо – мясо, приготовленное на вертеле или на углях.
– Для полного счастья нам не хватает лишь парочки красоток с вот такими, – выразительным жестом Эрнесто нарисовал в воздухе авоську, наполненную двумя астраханскими арбузами, – причальными тумбами.
– Домой хочу… – неожиданно вырвалось у меня совершенно не в унисон с его благодушным настроением.
– Счастливый ты, парень. – Эрнесто хмуро улыбнулся. – У тебя есть к чему стремиться. Дом, семья…
– Да уж – счастливый…
– Ладно, извини, если ляпнул невпопад. Это я от зависти. Уж мне-то личного счастья не видать как своих ушей.
– Почему?
– Поздно, брат, поздно. Ты вот успел… а я по борделям свою мужскую силу посеял. Нет, нет, не подумай, что я импотент! Пока все в норме. Не про то речь. А, да ты и сам понимаешь, что я имею ввиду! Конченый я человек – и все тут. С того крюка, на котором я сижу, путь только один… и не мне решать, как жить дальше. Я пустышка, выжатый лимон. Единственная радость в жизни – деньги. И то не хватает сообразительности, как с толком их потратить и на что.
– Оставь надежду всяк сюда входящий…